– Попробуй сам, – сказал он, подавая мне тот деревянный прямоугольник, который показывал в Аль-Убулле. – Зажми конец шнура зубами, натяни шнур и выровняй нижний край треугольника по горизонту. Выбери звезду и смотри, насколько высоко она будет стоять по сравнению со стороной прямоугольника.
– А зачем нужен шнурок? – поинтересовался я.
– Чтобы дощечка всегда находилась на одном и том же расстоянии от твоих глаз. Иначе измерения будут разниться, – пояснил моряк.
– И какую же звезду мне следует выбрать?
– Путешествуя в Зинд, лучше всего следить за звездой Аль-Джах. Вы, франки, называете ее Северной звездой. – Капитан указал за корму корабля. – Аль-Джах стоит на небе неподвижно. Чем дальше проляжет наш путь на юг, тем ниже она будет подниматься над горизонтом.
– Это по силам даже ребенку, – сказал я, протянув перед собой руку с дощечкой.
– Сейчас-то – да. Но когда мы достигнем страны Зиндж, то уже не будем видеть Аль-Джах. Она уйдет за горизонт. Тогда мне, чтобы узнать, где я нахожусь, нужно будет обратиться к своему знанию других звезд и их положения на небесном своде в разные сезоны.
Я вернул ему дощечку и, решив воспользоваться моментом, спросил:
– Как же ты узнал, что переводчиком у нас будет Зайнаб?
– Так именно я был тем мореходом, который привез ее из Зинджа, когда ее отправили халифу Харуну. С тех пор я стараюсь следить за ее судьбой.
– Во дворце халифа, наверное, есть и другие невольницы, не уступающие ей красотой, – предположил я.
– Но ни одна из них не может столь сладостно петь. – Голос старого моряка сделался мечтательным. – Я слышал ее пение лишь однажды, во время того плавания. Та песня была исполнена печали. Мне говорили, что Джафар выкупил эту девушку именно за песенное искусство.
– Как ты думаешь, она согласится спеть для нас? – спросил я.
– Возможно.
Зайнаб, сидевшая на своем излюбленном месте, на маленьком носовом возвышении между якорями, виделась нам издалека лишь смутным силуэтом. Повинуясь порыву, я подошел к ней и спросил, не хочет ли она спеть. Красавица ничего не сказала, и тогда я вернулся к морякам, собравшимся около плиты, которую повар топил древесным углем, и переговаривавшимся между собой, и попросил их помолчать. Довольно долго мы не слышали ничего, кроме скрипа снастей и шелеста волн вдоль бортов корабля, стремившегося к югу. А потом Зайнаб запела. Она спела дюжину песен, среди которых были и печальные, и исполненные пылкого вожделения, и рассказывавшие о тихой радости, а мы слушали ее как завороженные. По спине моей, как только я услышал пение, пробежали мурашки. Это Зайнаб пела в темноте среди деревьев, когда я посетил Джафара в его чудесном саду.
Когда ее голос окончательно затих, никто не проронил ни слова. Все углубились в какие-то свои мысли. Над нашими головами висело бесконечно далекое небо – бархатная тьма, испещренная мириадами ярких точек-звезд. Наш корабль словно висел под ними в бескрайнем темном пространстве и не принадлежал больше к реальному миру. И в этот краткий миг полного покоя вдруг ворвались тревожные, зловещие звуки – тяжкие вздохи, ворчание и плеск. Они со всех сторон доносились из окружавшей судно тьмы.
– Морские свиньи! – закричал Вало. – Они пришли послушать!
Я тут же вспомнил картинку из бестиария, где был изображен целый косяк крупных рыб, собравшихся вокруг корабля, на палубе которого человек играл на лютне. Запись поясняла, что звуки музыки приманивают многих морских животных.
– Это не свиньи, – проворчал стоявший рядом со мною Сулейман.
Тон его был столь неодобрительным, что я счел необходимым защитить своего товарища, хотя тот и не мог понять, что говорил мореход.
– Вало видел на картинке рыб со свиными рылами. Они копаются в песке на морском дне, – пояснил я.
– Тот, кто нарисовал такую картину, был совершенным невеждой, – исполненным яда голосом ответил Сулейман. – Эти животные – дети аль-хута, самого большого зверя из всех, какие водятся в море.
Я решил, что он имел в виду кита, и перевел Вало слова старика.
Но тот настаивал на своем:
– Они пришли послушать песни Зайнаб.
Я решил, что разумнее будет не переводить его ответ моряку, и вместо этого спросил его:
– Раз ты не веришь в морских свиней, то не считаешь ли ты, что мы впустую потратим время, разыскивая птицу рух?
Корабельщик надолго задумался.
– Даже и не знаю, что сказать, – проговорил он наконец. – Сколько я плаваю по морям, столько слышу разговоры моряков о рух. Этих историй существует столько же, сколько об аль-хуте, который якобы может вырасти таким большим, что на спине у него появится земля, вырастут деревья и его будут принимать за остров.
– Но ты сам не веришь в такие басни? – уточнил я, и Сулейман доверительным жестом положил ладонь мне на руку:
– Когда я вижу остров, о котором ничего не знал прежде, особенно если он маленький, низко поднимается над водой и на нем растет лишь несколько деревьев, то приближаюсь к нему очень осторожно.