Слон императора

У меня перехватило дух от нетерпения. Сквозь возбужденное чириканье птички-крикуна до меня донесся другой птичий крик – резкое «крии-крии-крии», отчетливо разнесшееся в неподвижном горном воздухе.

Ингвар напрягся.

– Сокол кружит над головой. Не шевелись! – прошипел он.

Левой рукой охотник слегка поддернул тонкую бечевку.

Голубь негодующе забил крыльями и подлетел на несколько дюймов над землей. Птицелов выждал совсем немного – мое сердце успело стукнуть всего дважды – и дернул еще раз. Голубь снова вспорхнул, привлекая к себе внимание.

Последовала короткая пауза – я едва успел медленно и беззвучно вдохнуть, – и затем, обдав нас ощутимым порывом ветра, с неба быстро, как молния, сорвалась белая тень. В воздух взлетели голубиные перья. Явственно прозвучал чавкающий звук, с которым сокол ударил свою жертву и вонзил когти ей в спину. А потом хищник – это оказался белый кречет – уселся, сгорбившись, над добычей и с кровожадностью убийцы рванул загнутым клювом шею голубя, от чего голова приманки отлетела в сторону. Все это произошло поистине в мгновение ока, и тут Ингвар плавно и уверенно потянул за веревку, полукруглая ловчая сеть упала, и кречет оказался в ловушке.

Птицелов удовлетворенно перевел дух и вскочил.

– Нужно забрать сокола, пока он не поранился, – сказал он. Пленник отчаянно бился под сетью, тщетно пытаясь вырваться на свободу.

Я тоже попытался встать, но ноги меня не слушались. Взмахнув рукой, чтобы помочь себе, я, в неуклюжести своей, ухватил Ингвара за край дублета и дернул так, что он, уже выскакивая из укрытия, потерял равновесие, повалился на меня и от души обругал, опасаясь лишиться своей добычи. И как раз в эти мгновения воздух снова зашумел и сорвавшийся невесть откуда еще один хищник с силой ударил в провисшую сеть. Это был еще один кречет – белый, как и первый.

Безудержная атака второй птицы оказалась пагубной для нее. Она сквозь сеть вонзила когти в трупик голубя, и они тут же запутались в мелких ячейках. Второй сокол тоже превратился в воплощение ярости и отчаянно забился, пытаясь освободиться.

Ингвар мгновенно восстановил равновесие. Сдирая на ходу дублет, он выскочил из укрытия, подбежал ко второй птице и накрыл ее с головой своей одеждой.

– Быстрее! – крикнул он. – В пещере лежит вторая сеть!

Я метнулся назад, отыскал сетку, подал ее охотнику, и мы вдвоем бережно запеленали разъяренного кречета.

Птицелов действовал со спокойной уверенностью опытного человека, не теряя ни мгновения. Он ловко выпутал когти второго сокола из сети и подал мне завернутую птицу, яростно глядевшую на меня темно-коричневыми глазами, обведенными ободками желтой кожи. Я прижал все еще сопротивлявшуюся птицу к груди, твердо решив не позволить ей ускользнуть. Ингвар тем временем извлек из кармана длинный кусок ткани и осторожно приподнял край ловушки. Просунув под сеть руку, он с привычной ловкостью набросил тряпку на первую птицу, накрыв сначала машущие крылья, а потом и голову. Сразу после этого сокол начал успокаиваться.

Спеленав сокола, Ингвар выпрямился и повернулся ко мне:

– Давай сюда твою птицу – нужно поскорее их запечатать.

Мы поспешили обратно в пещеру, где охотник сразу же извлек откуда-то тонкую иглу с нитью и с превеликой осторожностью – хотя у меня все равно внутри все сжалось – прошил нитками одно за другим веки кречетов, а потом связал стежки между собой.

– Вреда им от этого не будет, – сказал он, заметив мой испуг. – С запечатанными глазами они не навредят себе.

Это была чистая правда. Как только охотник зашил соколам веки, обе птицы перестали биться и, когда мы опустили их на пол, замерли в неподвижности.

Завершив свое дело, Ингвар явно успокоился.

– Уже двадцать лет ловлю птиц, но такого со мной еще не бывало, – признался он.

– Поймать двух птиц сразу?

– Второй сокол, похоже, решил украсть мертвого голубя – такое я видел впервые.

– Это те самые птицы, которых ты надеялся поймать? – поинтересовался я.

– Один из них – самец из той самой пары, за которой я следил.

– А второй?

– Будь это самка из той же пары, мне пришлось бы отпустить ее, чтобы она могла выкармливать птенцов.

– Ты, значит, эту птицу не узнал?

– Нет, я никогда прежде ее не видел. Это самка, но другая. Наверное, она была здесь пролетом и наткнулась на нас. Даже и не знаю, как объяснить… – Последние слова ловчий произнес растерянно, чуть слышно и вдруг, посмотрев мне в глаза, добавил: – Разве что, может, духи смилостивились.

Я понял, что он имел в виду: что я использовал свое могущество сейдрманна, чтобы призвать вторую птицу откуда-то издалека.

Выражение лица Ингвара вызвало у меня тревогу. Возникло неприятное чувство, что путешествие в Каупанг разворачивается как-то само по себе – помимо моей воли.

* * *

Тем вечером у себя в хижине Ингвар свернул головы всем своим голубям, оставив только трех. Им предстояло в скором будущем пойти на корм нашим пленным хищникам. А маленького крикуна охотник отпустил.

– Он хорошо послужил мне, – сказал птицелов, когда мы провожали взглядами птичку, перепархивавшую среди валунов. – На будущий год поймаю другого.