Слон императора

Я принялся листать страницы и добрался до гиены. Ни Озрик, ни я не верили, что такое животное действительно существует – слишком уж гротескными казались его покатые плечи, резко согнутый книзу в сторону хвоста хребет и омерзительная морда. На картинке зверь, нагнувшись над открытым гробом, пожирал лежавший там человеческий труп. И к моему изумлению, старый лодочник опознал гиену с первого взгляда. Он принялся энергично кивать, издал странный звук, напоминавший рычание пополам с кашлем, улыбнулся, сплюнул за борт сгусток мокроты и указал пальцем на надпись под картинкой.

– Он хочет знать, что там написано, – сказал Аврам. – Если ты прочтешь вслух, я попытаюсь перевести.

Я стал читать, то и дело останавливаясь, чтобы дать драгоману возможность перевести мои слова:

– «Челюсти гиены столь сильны, что зубами своими может она перекусить все, что попадется, потом же проглоченное дробится на мелкие кусочки у нее во чреве. Один год гиена бывает мужеского рода, а другой – женского. Шея у нее не гнется, посему, дабы увидеть, что сзади деется, принуждена она оборачиваться всем своим телом».

Я вскинул глаза на старика кормчего, чтобы понять его отношение к услышанному. Он же сидел с ничего не выражавшим лицом, в расслабленной позе, положив руки на костлявые колени.

– «Гиены способны подражать звукам человеческих голосов, – читал я. – Они окликают путешественников по именам, а когда те выходят из шатров, то набрасываются на них и разрывают в клочья».

– Откуда же гиена может узнать мое имя? – со своей извечной прямотой задал Вало один из тех вопросов, на которые невозможно дать ответ.

Я сделал вид, будто не услышал его реплики, и продолжил читать:

– «Буде пожелает, гиена испускает звук, каковой похож на рыганье блюющего человека. И когда псы сбегаются на свежую блевотину, то нападает и пожирает их».

– Вот, значит, что делал старик, – подражал рыганью гиены, – сказал Озрик. – Теперь уж если я услышу такой звук неподалеку от своей палатки, то даже не подумаю выходить из нее и смотреть, что там происходит.

* * *

Через три дня выяснилось, что план безостановочного водного путешествия неосуществим. Днем наши лодки не спеша двигались по рукаву дельты Нила, преодолевая течение то на парусах, то на веслах, а ночью стояли на якоре неподалеку от берега. Несмотря на сильную дневную жару, наши крупные звери чувствовали себя на удивление хорошо. Лодочники устроили над их клетками навесы, уберегавшие зверей от яростного египетского солнца, и щедро поливали тура и медведей водой из ведер, когда казалось, что те начинают испытывать неудобства. Нильская вода, пусть даже и теплая, все же приносила животным облегчение. У белых медведей хватало ума проводить почти все светлое время суток во сне и бодрствовать по ночам. Вало подстригал густую шерсть собак и регулярно выпускал кречетов полетать. Лодочники, восхищенно следившие за полетами птиц, относились к сыну Вульфарда чуть ли не с благоговением и с удовольствием высматривали все, что могло показаться ему интересным. Если бы не их заботы, мы так бы и не заметили многих местных животных.

Чаще всего нам попадались крокодилы. Порой сразу по полдюжины этих уродливых тварей лежало бок о бок в подсыхающей прибрежной грязи и грелось, с широко раскрытыми пастями, на солнце. Вало с видом триумфатора указывал мне на то, что эти животные действительно могли двигать верхней челюстью – как и говорилось в бестиарии. А вот гидр, злейших врагов крокодилов, мы не видели ни разу, и у меня совершенно вылетело к тому времени из головы, что мы с сыном егеря говорили еще и о гипналисе – той змее, укус которой убил египетскую царицу Клеопатру.

Если бы я вовремя задумался о пересохших и растрескавшихся глинистых берегах реки, то последующие события не вызывали бы у меня столь сильного разочарования. Когда мы добрались до места, где от реки отходил канал, то обнаружили там внушительное поселение из выбеленных солнцем домов и вместительные навесы под тростниковыми крышами – для товаров. На берегу, поодаль от воды, праздно лежало множество лодок и барок. Русло же канала оказалось совершенно сухим.

– Если бы вы попали сюда два месяца назад, то увидели бы совсем другую картину, – сказал мне надсмотрщик над каналом, разводя руками в жесте полного бессилия. – Канал действует только в то время, когда вода в Ниле стоит достаточно высоко. А когда разлив спадает, вода уходит и из канала; там остаются лишь отдельные лужи.

Мы сидели на подушках, наваленных прямо на полу его конторы, куда во время высокой воды купцы приносили подать за разрешение пройти по каналу. Комната была большой, удобной и обставленной в местном стиле: низкие столики и резные шкафы, где хранились деловые записи. Жалюзи на оконных проемах позволяли любому ветерку свободно гулять по помещению, а толстые глинобитные стены дома надежно преграждали путь царившей снаружи жаре.