Но все же я увидел достаточно для того, чтобы понять, что имел в виду сын Вульфарда. Над обоими глазами змейки торчало по короткому шипу или, может быть, маленькому рогу. В памяти моей тут же всплыла одна из картинок бестиария, где как раз была изображена змея с рогами над глазами. Но вроде бы у этой змеи не было хребта и она могла сама собой завязываться в узлы. И, словно желая подтвердить мое мнение, змея пошевелилась и изменила положение – теперь она лежала, не свернувшись кольцами, а сжавшись тугими петлями.
– Она пряталась в песке, как и было сказано в книге, – похвастался Вало. – Рога у нее торчали вверх, чтобы приманивать птиц, вот я ее и выследил.
– Думаю, тебе надо вернуть ее туда, где нашел, – прохрипел я. – Вдруг ее родители отправятся на поиски? Тогда может случиться много нехорошего.
Мой собеседник небрежно опустил одну руку и перевалил змейку с ладони в ладонь, будто имел дело с обрывком веревки.
Мимо проходил один из погонщиков верблюдов. Бросив лишь один взгляд на змею, он испуганно вскрикнул и отскочил в сторону.
Аврам пришел мне на помощь:
– Вало, родители змейки очень сильно расстроятся, если не найдут свое дитя.
Сын егеря с видимой неохотой нагнулся и осторожно положил змейку на землю. Та сразу же вышла из своего безмятежного состояния, резко дернулась и, сильно извиваясь, поползла куда-то в сторону. Оказавшись на клочке мягкого песка, она приостановилась и, сделав несколько волнообразных движений, прямо на моих глазах погрузилась в песок и исчезла из виду. Лишь очень тщательно всмотревшись, я смог разглядеть на самой поверхности песка зловещую плоскую голову и два торчащих рога и мысленно поклялся, что на каждой следующей стоянке буду брать у Озрика посох и тыкать им в каждое мало-мальски подозрительное место на земле.
Той ночью мы впервые услышали львов. От их басовитого хриплого рыка по спине у меня бежали мурашки. Сначала он доносился издали, но постепенно приближался и, в конце концов, стал раздаваться с разных сторон, как будто страшные звери взяли наш лагерь в кольцо. Эти звуки – несколько протяжных рыков, за которыми следовали более короткие кашляющие всхрипы, сходившие на нет, будто из легких чудовищ, которые их издавали, вышел весь воздух до последней капли, – ни с чем нельзя было перепутать. Вцепившись в откидную створку нашей маленькой палатки, я выглянул наружу и увидел, что над кострами, в которые ночные дежурные то и дело подбрасывали дров, поднимались высокие языки пламени. Пляшущий огонь озарял неровным светом клетки с животными. Тур стоял неподвижно, вырисовываясь за решеткой огромным темным силуэтом. Возле клетки с белыми медведями, где устроился на ночлег Вало, привязав рядом собак, я не заметил никакого движения. Справа от меня, за кольцом костров, из темноты светилось несколько пар глаз. Похолодев от страха, я подумал, что наши собаки отвязались и сбежали. Собрав всю свою смелость, я совсем было решился вылезти из палатки, поджечь в костре какую-нибудь ветку и загнать псов обратно, но тут костер вспыхнул ярче, и я разглядел во тьме очертания трех или четырех диких животных, похожих на отвратительно изуродованных крупных собак. Пока я рассматривал мерзкие головы, чрезмерно развитые плечи и покатые крупы, животные развернулись и быстро скрылись из виду. Вскоре из темноты донеслись новые звуки – хоровое завывание, время от времени переходящее в хохот, – и я понял, что видел гиен.
Настойчивость и смелость львов вызывали у меня немалую тревогу. На следующий день и через день я видел этих рыжевато-желтых тварей совсем недалеко: они держались вровень с нами. Хищники брели по двое или по трое и даже не думали прятаться. Ну а наши караванщики приняли меры предосторожности. По обе стороны от нашей колонны шли люди с луками и копьями, а на ночлег мы останавливались задолго до темноты, чтобы было время нарубить колючего кустарника и устроить ограду вокруг площадки, куда сгоняли верблюдов. Костры теперь были куда больше, чем прежде, и горели они не в пример ярче всю ночь напролет. И обе ночи мы почти без перерывов слушали рык и кашель львов, которым гиены отвечали маниакальным хохотом и рыданиями.
– Они смеются над нами, – заметил как-то Озрик. Это была уже третья ночь, которую мы проводили в пустыне, и наша маленькая компания устроилась поблизости от одного из костров. Дикие хищники завели свои песни раньше, чем обычно, даже не дожидаясь темноты. В эту ночь в хоре запевали гиены.
– Они смеются не над нами, а надо львами, – возразил Вало. Я напомнил ему о сказанном в бестиарии: там писали о том, что эти звери представляют большую опасность, однако он не выказывал ни малейших признаков страха.
– С чего бы им смеяться надо львами? – полюбопытствовал сарацин.
– Потому что они рассчитывают пристыдить их и заставить действовать.
Озрик искоса глянул на меня. Он всегда старательно следил за своими словами, чтобы не дать Вало основания считать, что над ним посмеиваются.
– Я думал, что львов считают очень смелыми, – сказал мой друг осторожно.