Слон Килиманджаро

— Визуальный.

Над кофейным столиком появилась Хильда Дориан.

— Ты знаешь, который теперь час?

— Перевалило за полночь.

— Ты должен был связаться со мной, как только вернешься с обеда, — бросила она. — Я проверила твой компьютер, после того как мы с Гарольдом пришли из театра, и компьютер сообщил, что ты ушел домой. Почему ты не доложился?

— У меня гость. — Я указал на Мандаку. Она отдала своему компьютеру соответствующую команду, и ее образ чуть развернулся, чтобы она могла видеть масаи.

— Он тебе угрожает? — тут же вырвалось у нее.

— Отнюдь.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Перестань опекать меня как ребенка.

— Перестану, если ты не будешь вести себя как ребенок. Тебе известно, что об этом человеке нет никаких сведений в архивах Содружества, однако ты пригласил его к себе домой.

— Не так уж я его и приглашал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, Хильда. Заверяю тебя, опасность мне не грозит, и я рад, что он у меня в гостях.

Она переводила взгляд с одного на другого, потом откашлялась.

— Мандака, я вас предупреждаю. Вам будет лучше, если завтра утром он придет на работу целым и невредимым.

И прежде чем масаи успел раскрыть рот, Хильда исчезла.

— Кто это? — наконец спросил он.

— Хильда Дориан. — Тут я понял, что имя и фамилия ничего ему не говорят. — Она руководит департаментом безопасности «Брэкстона».

— Та самая женщина, которую вы хотели привести с собой на обед?

— Да.

— Любопытная получилась бы трапеза. — На его губах заиграла ироничная улыбка.

— Извините, иногда она слишком уж опекает меня. Надеюсь, она вас не оскорбила.

— Нет. — Он покачал головой. — Наоборот, мне бы хотелось, чтобы был человек, питающий ко мне такие вот чувства.

— А я бы этого не хотел. — Я скорчил гримасу.

— Вы так говорите только потому, что сердитесь на нее. Если б вы оказались в одиночестве, по-настоящему в одиночестве, вы бы ее боготворили.

— А вы по-настоящему одиноки? Он кивнул.

— У вас нет жены?

— Нет.

— Детей?

Он покачал головой:

— Мне не разрешено их иметь.

— Друзья?

— Ни одного.

Я уже и не знал, что сказать.

— Знаете, бывает и хуже. Многие люди сознательно выбирают уединенную жизнь.

— Я не выбирал такую жизнь, мистер Роджас, — с жаром заверил он меня. — Я бы с удовольствием наслаждался семейным счастьем, хотел, чтобы рядом был человек, который волновался бы обо мне точно так же, как ваш шеф безопасности волнуется о вас.

— Что препятствует вам обзавестись семьей?

— Мне предназначено судьбой жить и умереть в одиночестве. — Он посмотрел на меня. — Между прочим, наши жизни очень похожи, мистер Роджас: хладнокровие, минимум эмоций, уединение.

— Я не нахожу их похожими, — возразил я.

— Разница лишь в том, что вы добровольно избрали такой образ жизни.

— Вас послушать, так я отшельник, — запротестовал я. — А я постоянно общаюсь с людьми.

— Я тоже.

— И у меня есть работа, — добавил я.

— А у меня — миссия.

Не нравился мне этот разговор, поэтому я быстренько сменил тему:

— Обретение бивней — лишь первый этап вашей миссии, не так ли? Он кивнул.

— Но вы не искали их все пятьдесят три года, не так ли?

— Вы совершенно правы, мистер Роджас. На их поиски я затратил только семь лет.

— А что произошло семь лет тому назад?

Он долго смотрел на меня, потом пожал плечами.

— У меня не осталось уже никаких сомнений в том, что я — последний масаи.

— И последний масаи должен сделать то, что хотел сделать Лийо Нельон, когда разыскивал бивни?

— Сделать это мог любой масаи. — В голосе его слышались злые нотки. — А последний масаи просто обязан.

— Но вы не скажете мне, что именно.

— Вы подумаете, что я сумасшедший.

— Это деяние как-то связано с потерей масаи могущества, не так ли?

— Могущество — понятие очень растяжимое, — ответил Мандака. — Вы знаете, сколько нас было, когда масаи боялись все племена Восточной Африки?

— Нет.

— Двадцать пять тысяч, мистер Роджас, в сравнении с двумя миллионами кикуйю.

— Двадцать пять тысяч? — недоверчиво переспросил я. — И вам удавалось держать под контролем треть страны?

— Никаких стран в Восточной Африке не было, пока их не создали. Были земли, на которых традиционно жили масаи, и мы не предпринимали попыток захвата земель, принадлежащих другим племенам. — Губы его искривила вымученная улыбка. — Но в тысяча восемьсот восьмидесятом году Нашей эры наш величайший колдун, мундумугу Мбатьян предсказал близкий приход трех несчастий с севера, которые поставят масаи на край гибели. В восемьдесят первом году на нас обрушилась эпидемия ветряной оспы, после которой погибло девяносто процентов масаи, в восемьдесят втором наши стада поразила чума, после которой осталось лишь несколько коров да бычков.

— А третье несчастье? — спросил я.

— В восемьдесят третьем в Масаиленд из Момбасы пришел двадцатилетний шотландец Джозеф Томсон.

— Томсон стал вашим третьим несчастьем? — хмурясь, спросил я.