— Я знаю, люди нашей профессии редко умирают в своей постели. Мы слишком много знаем, чтобы оставить нас в живых даже тогда, когда мы уже не нужны. Но пойми, я устал от этого напряжения, постоянного напряжения сил…
— Хорошо, Хельмут, — уже мягче сказал Праццих. — Я поговорю с шефом. Правда, сейчас не время для твоей отставки, мы одержали большую победу на совете НАТО — создан «объединенный центр», все разведки Европы будут действовать под нашим руководством, и такой опытный работник, как ты… Впрочем, ты заслужил свой отдых. «Пирамида» будет твоей последней операцией за рубежом. Пароль явки: «Время боится пирамид». Хорошо сказано! Эта фраза, если мне не изменяет память, принадлежит арабскому философу тринадцатого века, он сказал: «Все на земле боится времени, но время боится пирамид!» Да, забыл тебе передать, — он это приберег к концу, — шеф недоволен твоей медлительностью.
— И ты все это время молчал? — поразился Хельмут.
— Я не хотел, чтобы наша встреча была испорчена этим сообщением. Ты понимаешь, что теперь операция «Пирамида» приобретает для тебя особенно важное значение. Легче будет разговаривать с шефом тогда, когда сведения будут у нас в руках. О средствах связи мы сообщим тебе дополнительно.
Праццих молча протянул ему руку, легко ступая, подошел к порогу, открыв рывком дверь, осмотрел сени, затем сбросил крючок и вышел из дома. Овчарка провожала его злобным лаем.
ОТКРЫТИЕ
Подготовка к запуску в серийное производство «АЭП-7 — Аргус» подходила к концу. Исподволь, незаметно Никитин накапливал силы: вслед за Холодовой в семнадцатом цехе заменили вахтеров, подключили капитана Гаева. Так, зная о намерениях противника, командование незаметно подтягивает значительные силы в направлении главного удара.
Гаев приехал из Москвы с утренним поездом и немедленно вручил майору Никитину микроснимки и позитивные увеличения.
В доме приезжих треста «Славоградуголь», где жил Никитин, останавливались командировочные, народ шумный и любопытный; с утра они выезжали на шахты, уходили в трест, и общежитие пустело.
Пользуясь этим, Никитин и Гаев заперли комнату и занялись изучением привезенных капитаном фотоувеличений.
В тот день, когда в научно-исследовательской лаборатории управления через специальный оптический прибор Никитин впервые увидел микрокадры, адресованные прелату Штаудэ, он понял, что только тщательное изучение этих снимков на месте, где они были сделаны, могло бы подвинуть вперед следствие. Эта мысль преследовала неотвязно, и пока фотоотдел выполнял увеличения, в блокноте майора уже были сформулированы вопросы:
1) Шестьсот двадцать фотокадров главного конвейера сделаны с разных точек съемки? Или же точки съемки ограничены?
2) Если точки съемки ограничены, то сколько их и нельзя ли по объектам определить угол съемки, расстояние и, быть может, местонахождение фотокамеры?
Решение этих вопросов могло бы навести на след агента, а главное — дало бы возможность предотвратить фотосъемку нового прицела.
Это была сложная шахматная партия, и Никитин находился в состоянии цейтнота — нехватки времени. Враг был где-то здесь, рядом с ним, он действовал, и, как видно, неплохо, если судить по этим фотографиям. Все больше и больше волнуясь, Никитин просматривал фотоувеличения и, не замечая этого, напевал марш — музыкальностью он не отличался. Зная, что «музыкальные упражнения» всегда служили у майора признаком творческого волнения, Гаев это испытание переносил героически.
Просматривая позитивы, они обнаружили характерную деталь: в поле зрения объектива камеры попадали не только конвейер с лежащими на нем блоками прицела, но и операционный стол, кассы с мелкими деталями и даже руки работающих людей.
После тщательного изучения всех шестисот двадцати фотографий они убедились в том, что левый конвейер, сборки оптических блоков, и правый, сборки электронных узлов, снимались с двух точек каждый, заключительный монтаж прицелов фотографировался с одной точки. Они потратили несколько часов на то, чтобы рассортировать все фотографии по объектам съемки, пересчитали каждую пачку в отдельности и обнаружили, что с каждой точки было сфотографировано по сто двадцать четыре кадра, ни больше ни меньше — сто двадцать четыре!
В блокноте Никитина против первого вопроса появилась запись: «Фотосъемка главного конвейера производилась с пяти постоянных точек. Необходимо на месте найти и зафиксировать точки фотосъемки».
Изучая каждую пачку в отдельности, они сделали новое открытие: на одних фотоснимках был заснят конвейер без блоков прицела, на других объектах съемки попадали в кадр не полностью. На четырнадцати снимках блоки прицела были закрыты руками операторов.
— А ведь это обстоятельство, Николай Алексеевич, позволяет нам сделать, любопытный вывод, — оживился Никитин. — Фотосъемка производилась механически, без участия человека!