Слониха-пациентка

К субботнему утру я дюжину раз шаг за шагом продумал операцию. Кровеносные сосуды могут встретиться в самых неожиданных местах, но это еще полбеды — их можно зажимать, используя лигатуры. Иное дело — нервы. Чтобы свести к минимуму риск повреждения, постараюсь не делать поперечных сечений хобота: все разрезы скальпелем пойдут вдоль. Потери крови будут незначительными для столь огромного животного. Анестезия препаратом М-99 проверена, надежна и безопасна. Едва ли удаление полипа могло затянуться надолго. Другая ноздря не была заблокирована, а рот вообще не затрагивается в ходе операции. Проделав эту операцию мысленно, я в конце даже почувствовал некий прилив оптимизма. Только слабый внутренний голос напомнил мне об имевших место в прошлом случаях из моей практики, что поведение животных может оказаться совершенно неожиданным и выкинуть пренеприятные сюрпризы. Так, например, одного волка хватил удар, когда я всего-навсего сделал ему инъекцию витамина В₁₂.

Я анестезировал Элли, как прежде, и, когда она легла без сознания, я принес небольшой столик и поставил возле ее головы. Накрыв его стерильной скатертью, я разложил свои инструменты. Оперирование столь крупных животных самое правильное проводить в тех помещениях, где они живут, — конечно, там не создашь условий, как в операционном зале, но за годы моей практики у меня было удивительно мало случаев развития послеоперационных инфекций. Я тщательно вымыл руки йодистым обеззараживающим средством в ведре теплой воды и подготовил кожу хобота Элли, промыв ее сперва бетадином, а затем этиловым спиртом. Кожа слона всегда покрыта пылью и грязью. Смотритель сидел у изголовья слонихи, поглаживая ее; по нему было видно, что он в напряжении. Я вычислил, где находится полип, отмерив сорок пять сантиметров стальной рулеткой от кончика хобота. Одним движением скальпеля я сделал разрез длиной около четырех дюймов. Кровь хлынула из слоя обнажившихся мускулов, и я начал рассекать наиболее крупные кровеносные сосуды. Затем я рассек следующий слой, определил, как пойдет поток крови, и рассек ткань вдоль острыми лезвиями ножниц. Передо мной открылась бледная внешняя поверхность ткани ноздри. Я аккуратно вскрыл ее — вот там-то и находился полип, удлиненная розовая опухоль с закругленными концами. Ее можно было бы принять за кусок несваренной свиной колбасы. Я запустил под нее свой указательный палец и нашел, где она прикрепляется к ноздре, — короткой шейкой толщиной в карандаш. Следующим этапом было обвязать шейку кетгутом^[33], тщательно перетянуть, а затем туго завязать лигатуру. Вот теперь можно было вытащить полип через разрез.

— Что он тут делал? — спросил я смотрителя, кинув ему полип; он поймал его одной рукой и поглядел на него с большой улыбкой на устах.

Теперь настало время зашивать рану. Я наложил на мышечные слои шов кетгутом и в заключение закрыл толстую кожу стежками нержавеющей стальной проволоки. Сев на пятки, ибо всю работу я проделывал, стоя на коленях, я впервые заметил, что Элли больше не издает «непристойного» звука. Оставалось только посыпать рану порошком сульфонамида для защиты от мух, ввести пациентке в окорока большую дозу антибиотика и противостолбнячной сыворотки, и в конце, как и прежде, противоядие.

Первые признаки нейтрализации М-99 наступили через минуту после введения противоядия в ушную вену. И тут — о чудо! — я увидел, как задвигался хобот. Он не был парализован! У меня гора с плеч свалилась, а смотритель даже издал клич радости. Хобот лежал на соломе и шевелился, будто захмелевший питон. Элли захлопала ушами, глубоко вздохнула, повернулась на груди, придвинула задние ноги к брюху — и в одном могучем порыве встала на ноги. Спросонья поглядев на нас — последние следы анестетика еще не прошли, — она вытянула хобот и коснулась лица смотрителя, как бы давая понять, что больше нет причин для беспокойства.

— Пусть в ближайшие дни не берет хоботом воду, — сказал я. — Хобот должен зажить. Тебе придется какое-то время поить ее, вставляя в рот шланг. А вот фрукты и овощи пускай берет — ей надо разрабатывать хобот и учиться пользоваться после операции. Я не желаю, чтобы швы разорвали ей кожу.

— Доверьте это мне, доктор, — ответил смотритель со счастливой улыбкой.

Я знал, сколь приятна ему будет любая послеоперационная возня с Элли.

На следующий день, в воскресенье, я сидел у себя в конторе за письменным столом. Вдруг свет в окне померк. Я поднял глаза посмотреть, что случилось, и увидел в окне загородившую свет голову слонихи. Это была конечно же Элли, но прежде она никогда ко мне так не заявлялась. Я вышел наружу. Когда я показался из-за угла, Элли повернулась ко мне и начала ощупывать меня своим хоботом, довольно урча. Надо же, пришла сама, без сопровождения смотрителя. Тут я услышал шорох по посыпанной гравием дорожке — запыхавшийся хозяин слонихи с раскрасневшимся лицом бежал ко мне:

— Боже мой, доктор! Вот это да! Она у меня никогда так не бегала. Только зашел к ней вымести солому, а она была такова! Взяла да и вышла из двери, тихонько, как церковная мышь.