Слониха-пациентка

В начале 1993 года мне позвонил Джон Кершоу из аквапарка Лазурный берег близ Антибы. Косатка-самец по кличке Танук сломал один из своих больших конических передних зубов. В результате обнажилась и сильно кровоточила пульпа. Я посоветовал Джону смазать поврежденный участок слабым раствором формальдегида и временно законсервировать полость. Повреждения такого рода не редкость как у диких, так и у домашних животных — они редко приводят к корневой инфекции, но все же последняя иногда случается. Абсцесс корня зуба у взрослой косатки стал бы чудовищной проблемой и представлял бы потенциальную угрозу жизни животного, стоящего миллион и более долларов. Нужно ли объяснять, что просто открыть столь мощную и огромную пасть такого создания, не говоря уже о том, чтобы ввести анестезию для проведения операции, — дело многотрудное и рискованное. Вашему покорному слуге доводилось открывать пасти косаткам, чтобы вводить трубки в желудок, — семь потов сойдет, пока это удастся, о стрессе не говорю. Но если и вставишь ему меж почтенных челюстей деревянный брус размером со шпалу, к нему и подобраться-то трудно, не говоря уже о том, чтобы сунуть ему в пасть руки или инструменты, — так он мечется и бьется.

Я позвонил Питеру Кертешу.

— Надо запломбировать зуб косатке во Франции, — только и сказал я.

Питеру никогда не приходилось иметь дело с подобными животными, и я почувствовал предвкушение удовольствия — полюбуюсь, как он повозится! Правда, я легонько вздрогнул, когда услышал:

— А как это будет, под наркозом?

— Нет. Нельзя подвергать его риску, и к тому же будет невозможно вставить ему брус меж челюстей. Но, судя по тому, что я слышал от Кершоу, зуб безжизнен и нерв в полости пульпы погиб. Тебе удастся сделать это без анестезии.

— Хм… Каким образом? Он что, будет лежать на сухом дне «больничного бассейна», когда мы будем открывать ему пасть?

— Нет. Я хочу, чтобы ты постарался сделать это, когда он плавает в воде.

Несколько мгновений трубка молчала. Затем Питер сказал (по тону его голоса я засомневался, насколько он представлял себе поставленную задачу):

— Что же, мне придется плавать в трусах или мокром костюме, пломбируя зуб киту!^[77] — Должно быть, ему показалось, что я хочу изобрести нечто хитроумное, чтобы досадить ему.

— Да нет, Питер, — сказал я. — Идея заключается в том, чтобы подозвать косатку к одной из стенок бассейна, заставить ее открыть пасть — ты сможешь поработать с зубом пару минут, вознаградить его рыбой, затем он закроет пасть — и все начнем по новой.

— В общем, я должен изречь что-то вроде: «Скажите „а-а“, косатик!» Ты думаешь, он повинуется?

— Еще как. Джон будет обучать его держать пасть открытой как можно дольше. Танук жадюга, он лишний раз откроет пасть ради пары селедок.

— А он не оттяпает мне руку ни с того ни с сего?

— Нет, конечно. Поверь, Джон и его команда знают Танука как родного брата. Он сделает для них все, что они ни попросят. Но когда Джон скажет тебе: «Теперь вынь руку» — тебе нужно будет сделать это немедленно, а затем подождать несколько минут и повторить все сначала.

Питер несколько минут поразмышлял над этим. Его профессионализм требовал, чтобы обе руки у него были целы. Наконец он сказал:

— Для этой работы мне потребуются материалы, которые затвердевают почти мгновенно. Мне надо подобрать такие. Могу послать несколько сверлышек Джону — пусть приучит Танука к их прикосновению, регулярно вводя их ему в полость зуба. Подготовим пациента — и наступит великий день.

— Вот это идея! — сказал я, и мы тут же назначили дату, как всегда пятницу. Это будет начало февраля, через четыре недели после нашего разговора. Мы возьмем в Антибу медсестру Саманту и мою новую пассию Кристину. Тут еще вот какая хитрость: у Питера будет столько багажа, что ему не позволят провезти такой груз на одно пассажирское место. Вот и запишем излишки на двух наших хрупких спутниц. Ну и, конечно, с такой компанией приятнее устроить пирушку в «Ла-Кокиль» в Каннах, когда кончим операцию.