Слоновья память

Стилистически роман Антунеша также близок русской словесности. Португальский писатель склонен к вычурным метафорам, как и упоминавшийся выше Олеша: «Смирившись и затаившись в траншее у кондитерской, чья кофейная машина с громким ржанием пускала пар из нервных породистых алюминиевых ноздрей, он облокотился об электрический айсберг холодильника, как эскимос о свое иглу…» Ему свойственны причудливые метаморфозы образов в пределах одного предложения, мастером которых был Гоголь: «Проспект Альмиранте Рейш… размеченный, словно бакенами, продавцами газет и инвалидами, трусил, прихрамывая, в сторону Тежу между двумя деснами пораженных кариесом зданий, как опаздывающий господин в новых ботинках спешит к трамвайной остановке».

Подчас автор перестает контролировать поток образов и впадает едва ли не в самопародию: «Не раз доктор тайно замышлял нырнуть солдатиком вглубь полотен Чимабуэ и <…> порхать бы там, как куропатка, замаскированная под лоснящегося серафима, задевая крыльями колени святых дев, неотличимых, как ни странно, от женщин с картин Поля Дельво, застывших, словно манекены, воплощением обнаженного испуга».

И тогда воспоминания доктора Антониу начинают походить на записки Палисандра Дальберга. Пожалуй, сближает почти ровесников Лобу Антунеша и Сашу Соколова и отношение к жизни. Их герои не принимают жизнь как назидательный урок, для них она, скорее, является «школой для дураков», «наполненной бессмысленными шумом и яростью». Надо сказать, что Антунеш называет себя последователем Фолкнера и написал в свое время предисловие к переводу романа «Шум и ярость». Русский читатель может оценить степень влияния Фолкнера по отрывкам романа «А мне что делать, когда все горит?»[144].

Вернемся к герою дебютного романа Антунеша. Что заставляет его бессильно убегать от размеренной жизни и счастливой семьи? Как обычно и случается, одни причины страданий коренятся в душе доктора, другие обступают его снаружи.

Во-первых, Антониу страшится будущего, которое «представлялось ему жадной и мрачной соковыжималкой, готовой засосать его тело в свою ржавую горловину…»

Во-вторых, героя изводят тайные муки творчества: «Отсутствие таланта — благодать, только вот трудно бывает с этим смириться».

В-третьих, доктора угнетает характер его умственного развития: «…Он не только никогда не наберется ума, но (что еще печальнее) ему не суждено то особое счастье, которое обычно обусловлено отсутствием этого странного атрибута…»

Это причины внутренние, но для жизненного кризиса есть и много внешних. Отечество для героя романа — это собачье кладбище, «убогая и безвкусная тоска о прошлом и лай, придавленный грубо отесанными могильными плитами». Доктор Антониу живет в стране, на тощем горле которой словно не разомкнулись железные пальцы мертвого уже диктатора Салазара, в стране, окончательно утратившей эфемерный имперский ореол (потеряна португальская Африка — Ангола).

Доктора преследует кошмар колониальной войны, где он, впрочем, только и ощущал свою нужность. В настоящем же чуткий врачеватель осознает бесполезность своих знаний и умений, неспособность помочь страждущим.

Вероятнее всего, эти причины и обусловили странное, на первый взгляд, бегство героя из семейного гнезда, его стремление к отщепенству. А быть может, доктор Антониу пытается в меру небольших своих сил оттащить подальше от возлюбленных женщин тяжкий груз своих необоримых печалей.