Слоны Ганнибала

Услышав вопли и стенания, нумидийцы выскочили из своих шатров. Человек, упустивший коня, сначала вызвал у них смех. Их кони возвращались на свист, как собаки. Но вскоре воинам стало ясно, что конь принадлежит не этому крикуну. Это конь римского военачальника, упустил же его раб. Он боится гнева своего господина. Насмешки уступили место жалости и сочувствию. Услужливые руки поймали коня. Узда в руках у раба. Но какой же он бестолковый, этот чужеземец! Вместо того чтобы гнать коня к царскому шатру, где его может хватиться римлянин, раб долго кланяется и благодарит, словно люди, поймавшие коня, спасли ему жизнь. Рабу показывают ближайший путь к шатру, он тянет коня куда-то в сторону, словно стремясь уйти от расправы или хотя бы отдалить ее.

Сципион уже успел переговорить с Сифаксом и стоял у царского шатра, поджидая Килона. Он взял с собой грека в надежде, что тот сумеет воспользоваться посещением вражеского стана, чтобы узнать, как расположены в нем шатры и сколько в них воинов. Но мог ли он предполагать, что за время его короткой беседы Килон обойдет весь лагерь, побывает на всех его улицах.

Увидев приближающегося Килона и следовавших за ним нумидийцев, Сципион постарался придать лицу как можно более суровое выражение. Подняв с земли плеть, которую прихватил с собой предусмотрительный Килон, Сципион грозно шел навстречу греку. Сципион играл роль строго господина, но в то же время он был зрителем великолепной пантомимы. Раньше он мог судить об искусстве Килона лишь по его рассказам, но разве в состоянии слова передать игру, тонкую и неповторимую игру настоящего актера! Во всем - в неуверенной, пугливой походке, в повороте плеч, в заискивающем наклоне головы, в бегающих глазах - перед ним был раб, притом не изворотливый слуга греческих бытовых комедий, привыкший управлять своим господином, а настоящий римский раб, испытавший розги и колодку, невольник, знающий, что такое казнь на кресте. Втянутый в эту игру, Сципион сам не заметил, как занес плеть и хлестнул Килона по спине.

Когда лагерь Сифакса остался далеко позади, Сципион спешился и подошел к греку.

- Килон, - сказал он ему тихо, - сегодня ты превзошел самого себя. Сам Филарх позавидовал бы твоему искусству. Прости, что я поднял на тебя руку.

- Нет господина без плети, как раба - без рубцов, - сказал Килон, почесывая плечо. - Если бы не плеть, у них могло бы возникнуть подозрение. А ты сам говорил, что лучший план тот, о котором не подозревает враг. Жаль только, что мне не удалось взглянуть на Софонибу. Говорят, она прекрасна, как сама богиня Афродита, чей голубь доставил тебе письмо.

- Если бы не твоя болтливость, Килон, тебе бы не было цены, - сказал Сципион. - Лучше расскажи, что ты увидел в лагере.

- А ты еще говоришь о цене! Уверяют, что ты захватил в Новом Карфагене столько серебра, что оно не уместилось на трех кораблях. А взял бы ты Новый Карфаген без меня?

- Молчи, Килон! Забудь, что ты был в Новом Карфагене. За молчание я заплатил тебе отдельно.

- Молчу, молчу, - быстро проговорил грек. - Так слушай. У Сифакса две тысячи шатров, и в каждом - около тридцати воинов. Остальное высчитай сам [в лагере Сифакса было 60 тысяч воинов; в соседнем, карфагенском лагере 33 тысячи воинов; у Сципиона было всего 20 тысяч воинов]. Все шатры крыты камышом и сухой травой. Ворот в лагере двое. В них не разойдутся три коня.

- С этого и нужно было начать! - радостно молвил Сципион. - Ты получишь за каждый из этих шатров под одному сестерцию. Доволен?

- А что я получу за ворота и камышовые крыши?

- Если тебе платить отдельно за крыши, за стены, за ворота, за каждого воина, мне придется просить милостыню.

- Но ведь ты заплатил отдельно за молчание! - вставил Килон. - Почему тебе не заплатить за крыши?

Сципион развел руками:

- У тебя не язык, а меч. Ты получишь и за крыши и за ворота, если проникнешь в лагерь пунов. Последнее, что мне нужно знать, - сколько в лагере воинов.

- Последнее - протянул Килон. - А не говорил ли ты то же самое в Иберии?

ОГОНЬ

Эта ночь выдалась темной. Луна, на короткие мгновения выползая из-за туч, освещала узкую серебристую полоску реки и прямоугольник лагеря с белой царской палаткой в центре. Из шатров доносился храп. Воины крепко спали. С вечера купцы у ворот чуть ли не даром отдавали вино. Спали часовые с комьями, зажатыми между колен.

Спал и Сифакс, утомленный бесконечными переговорами с карфагенянами и римлянами. Нелегко быть посредником между двумя смертельными врагами. Карфагеняне, ставшие неподалеку лагерем, воображают, что если он женат на Софонибе, то может всем рисковать ради их интересов. Когда они начали войну с Римом, с ним не считались. Тогда они заигрывали с Гайей. А теперь Гайи нет, сын его Масинисса стал смертельным врагом Карфагена. Сципион ведет себя еще более странно. Он просит быть посредником, торгуется из-за каждого таланта, а мира не заключает. Никак не прибудет посланец сената! Можно подумать, что от Утики до Остии месяц пути.