Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

— У вас что, пулеметов не было? — спросил Гром.

— Откуда? «Максим» сняли с вооружения еще в сороковом году, они нам не достались. Потом, слышал, их опять ввели. Я ведь кадровый. Так вот о бое. Двое в живых осталось, прикладами по шеям нам надавали и готово.

— Так вы кто по званию? — спросил Лайвиньш.

— Лейтенант, командиром взвода зенитно-пулеметной роты был. Только без пулеметов, как показал выше, — Рагозин вздохнул.

— Хорошо, дадим время, бумагу, ты нам все изложишь, — сказал Юрч. — Так, командир? — обратился он за поддержкой к Лайвиньшу. Тот согласно кивнул.

— Вот что, полчаса мы уже беседуем здесь и только с одним из прибывших. Вы, — кивнул он Балоду и Грому, — идите переговорите с другими, народу пришло много. Ты, Юрч, пока останься, — распорядился командир. — Потом соберемся, обменяемся мнениями.

Когда все ушли, Лайвиньш обратился к Рагозину:

— Народ говорит, что ты в лагере влиянием значительным пользовался, к тебе все за советом шли, многих вытащил, подсказал, как и куда бежать надо было. Так? — нарочно польстил слегка Лайвиньш, желая разговорить для начала новоявленного пришельца, как-никак командира в прошлом, фамилию которого он слышал от других прибывших, а не только от Шабаса, не только из списка разведчиков бригады в Риге, которые считались довольно относительным приобретением, ибо многих из них и не знали толком. Основной тягловой силой, если честно, там считался у них один Шабас. Он регулярно бывал в отряде, скрупулезно отчитывался. Однако начальство из Москвы требовало — проникать в стан врага, и они старались приобретать все новые позиции и, грубо говоря, в результате от случайной публики информация в общем-то поступала. Ее анализировали, сопоставляли, делали выводы. Риска при получении новых сведений практически не было. К сожалению, о существовавших в Риге группах полной ясности не имелось, действовали они вразнобой и из отряда виделись, как в тумане.

Но в данном случае командование столкнулось с частью организованного подполья в Риге, созданного не по инициативе отсюда, из леса, совершенно неизвестного Москве, причем группировке хорошо законспирированной, сильной, раз практикует солидную документацию. Да и потом, нельзя быть безразличными, когда перед тобой судьбы людей, подвергающих свою жизнь опасности. Об этом надо думать!

Лайвиньш вздохнул.

Юрч обуревавшие командира мысли понимал, но несколько в ином ракурсе. «Народ вливается — это хорошо. Уже больше шестидесяти из Риги прибыло — это отлично. Но мною ни один самый паршивенький осведомитель противника не выявлен. Конечно, из числа местных негодяев, пытавшихся пролезть к нам, мы отделались. Так их тут все собаки знают. Не раз было, когда один-другой полицай слезу пускал. Ошибался мол, братцы, на своей жизненной стезе. Ну и пошел вон, говорили обычно таким в лучшем случае. До места базирования штаба отряда их вообще не допускали. А вот этот лобастый, Рагозин-Панченко? Он-то что из себя представляет? А с ним как тень ходит еще Гудловский, Беспалый. Он что за боец такой? В дело, в дело их запустить надо. Пусть набьют нам по несколько немецких трупиков. И вопрос выяснится!» — думал жесткий Юрч, ответственный за внутреннюю безопасность отряда.

Примерно так соображал он и далее, поглядывал испытывающе на Рагозина, принявшегося отвечать на вопросы командира:

— В последние полгода перед бегством из лагеря мне удалось встать там на должность лагерного банщика. Что это такое — не вам объяснять, дело известное. Это клуб, все проходят через тебя, причем голые, — пошутил он, одновременно примериваясь к реакции слушателей. Командир и Юрч слегка улыбнулись. — Можешь отличить уголовника с их наколками запросто, и у кого звездочка сделана, а у кого зад в ракушках — на якоре сидел, и кому дамы снились. У одного гада даже свастику сподобилось разглядеть…

— Вот такую, — подвинул к нему изображение печати «центра» Лайвиньш.

— Примерно, — посмотрев на рисунок и отодвинув его от себя, сказал Рагозин. — В общем, баня в лагере — это отдушина, где народ хотя бы на какие-то тридцать минут может быть представлен сам себе: поболтать, посудачить можно, с кем встретиться, хлеб на курево поменять. Раз я там банщик, то всё меня знают, что-то спросят: «Ванька, сделай то, да сделай это!»

«Раз изображение печати с рабочими руками и свастикой прошло мимо его внимания, то он их, должно быть, и не видел. Ладно, спросим прямо», — решил Лайвиньш.

— Скажите, Рагозин, что вы знаете об организации «Рижский партизанский центр»?

Рагозин сделал мину мыслителя, потерев лоб двумя пальцами, и зачмокал губами, вспоминая инструкции Ланге и Пуриньша, слышал, мол, что есть такая группа, поминали ее, но вот кто?