Читаем Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб полностью

— Я прятался около решетки дома Беньямина напротив, на Парковой. Смотрю, идет Рагозин. Вошел он во двор дома Эриса. Я придвинулся ближе, перебежал Парковую. Смотрю, в подъезде черного хода дома Эриса кто-то стоит курит, огонек сигареты виден. Рассмотреть, кто стоял, я не мог, не кошка. Но человек этот вошел в подъезд, за ним затопал Рагозин. Я за ними. Они прошли три пролета, там лестница винтовая, крутая, но она капитальная, каменная, как в церкви, — возбужденно выстреливал фразы Семен. — Они остановились, и тут Эрис говорит тихо: «Запомни, квартира восемь». Очевидно, Рагозин там первый раз был. Щелкнул замок. Они вошли. Все. Вот так, — и Семен откинулся в бессилии на спинку дивана.

Семен! Храбрый, мальчишески выглядевший Семен вот этим своим наблюдением, которому цены не было (но будем говорить честно, никто до конца не поверил), подписал себе смертный приговор.

Наступила тишина. Первой очнулась Ольга.

— Но ты мог и ошибиться, — сказала она.

— Да, я мог ошибиться, обознаться, — вдруг спокойно сказал Семен. — Но я приближался к ним, шел за ними. Я эту жилистую, как у индюка, шею Рагозина ни с какой другой не перепутаю, так же как и акцент Эриса. У него произношение по-русски твердое, как у всех восточных людей.

— Это невероятно, — сказал Густав. — Да, Эрис проживает в этом доме. Это-то хоть ясно и доказано. Но чтобы Иван? — Густав пожал плечами.

Все замолчали. Вероника подошла и прижалась к Густаву.

— Но надо что-то делать, — сказала она.

— Убить этого гада надо, убить, вот что делать, — вскричал Семен. — Вот что делать! Иначе он добьет нас…

— Тихо, успокойся, — голос Ольги приобрел повелительные нотки. — Но Рагозина на свадебном снимке нет. Нет же? — переспросила она.

В дверь постучали. Пришли Кириллыч, Федор и Михаил Соломатин. Практически собралась вся группа. Ольга пересказала им сведения Семена. Все загудели.

— Не верю, здесь что-то не так, — сказал Федор. — Иван начал сотрудничать с партизанами тогда, когда мы уже сбились в группу. За это время подобный ему мог бы нас продать? Но мы целы. Значит, среди нас всех нет…

— О чем ты говоришь, Федя? — перебил его Михаил. — 20-го забрали столько народа, что мы не знаем сколько. Всех мы никогда не знали. Серега-минер нам тогда помог. Сейчас мы в стороне, Рагозин тоже. На всех нас можно думать?

— К Эрису, если он такой тип, как Густав рассказал, могут ходить разные деятели. Не так ли? Как к Вагнеру тропа не зарастала? Семен же не сумасшедший, не болван, черт возьми, — повысил голос Кириллыч.

— Что-то надо делать, я боюсь, — и Вероника посмотрела на Густава вновь.

— Я поговорю с Эмилией. Может она с кем-нибудь посоветуется. В конце концов она принесла это дурное начало об Эрисе, — сказал Густав.

— Что вы философствуете! — вдруг вскричал Семен. — Неужели не приходит в голову, что Рагозину все легко удается. И билеты, и пропуска. Почему он может жить на двух фамилиях? У кого из вас есть двойные документы…

— У тебя есть, — спокойно сказал Федор.

— Да не могу же я жить под еврейской фамилией, дурила ты! — закричал Семен. — А ему?..

— Это не аргумент, Семен, — мягко сказала Ольга. — У всех у нас жизнь здесь двойная.

— Но он, он путается с Эрисом! Не мы! Если мы не покончим с ним, то… — Семен неистовствовал.

— Хорошо, завтра мы встретимся у Анюты. В этом составе, — чеканила слова Ольга. — Ты, Федор, придешь с Рагозиным, но ни полслова ему не скажешь. Скажешь, что хотим поговорить о самой последней переправе в лес, нам, дескать, надо уходить с его помощью. Ты, Густав, там не нужен. Но утром сходи к Эмилии и посоветуйся с ней. С работы отпросись. Надо, надо, Густав. До обеда скажи мне о результатах. Семен, — обняла она Смушкина, — оставайся спать здесь. Я постелю тебе. Будешь, меня охранять. Хорошо?

Семен вздохнул. Кириллыч с Михаилом вызвали Ольгу в другую комнату.

— Ольга, — сказал Кириллыч, — слежку за Эрисом и Иваном надо продолжать.

— Согласна. Но вам уходить надо, парни вы мои. Какая тут слежка! Бежать надо. Навалятся они на нас. У меня после таинственного ухода той группы с Рагозиным и Гудловским, сегодняшнего разговора с Иваном, этой фотографии, вечернего представления Семена — голова идет кругом. У меня подчас создается какая-то иллюзия, что я где-то зависаю, что нами играют, что мы какие-то, по-латышски говоря, ампелмани, но это немецкое слово, в переводе с немецкого — марионетки, что ли, за ниточки нас кто-то дергает, лишает самостоятельности. «Это годится, это можно, об этом забудьте, так нельзя». Я подросту схожу с ума, ребята. Когда меня арестовали тогда, то я была одна и отвечала за себя. Нет, убегайте скорее. Одной легче. Отобьюсь. Пусть кто-то из вас забежит ко мне на базу с утра. Посоветуемся. Пока, — Ольга встала на цыпочки и поцеловала обоих.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военно-историческая библиотека

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука