Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

Легенда Ольги была не из лучших, она испытывала это на собственной шкуре. Ей не верили. Вначале ее допрашивали весьма часто, она гнула свою линию, затем наступил перерыв, очевидно, все, что она рассказывала, проверялось. В начале декабря ее привезли из тюрьмы в весьма приличное здание, где в одном из кабинетов восседал за столом какой-то деятель в штатском костюме с безукоризненным пробором, внимательным взглядом и неторопливой манерой разговора. Он попросил ее рассказать о себе. Она повторила вновь все ту же свою историю бегства. Как ей казалось, он слушал вполуха, но стал детально расспрашивать ее о техникуме связи, где она училась. Спрашивал о преподавателях, соучениках, предметах, которые там изучались.

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и оттуда все время слышалась работа коротковолнового приемника. Очевидно, кто-то сидел там и крутил ручку настройки. Ольге даже показалось, что она услышала голос Левитана. Это ее страшно обрадовало, она поняла, что Москва живет, что немцы на допросах врали, говоря о конце столицы и Ленинграда. Ольга приободрилась, чуть размякла и вдруг вздрогнула: она услышала дробный звук сигналов азбуки Морзе, которыми наполнился эфир.

— Знакомое дело? — бросил небрежно допрашивающий ее чиновник.

— Что? — спросила Ольга.

— Азбука, — кивнул он в сторону соседней комнаты.

— Не понимаю, — сказала Ольга.

— Не переигрывайте, — небрежно заметил он, — раз учились в техникуме связи, то должны знать это дело и отрицать это глупо. Раз отрицаете, то, значит, что-то скрываете. Доходит? Значит, ошибаетесь. О-ши-ба-е-тесь, — произнес он по слогам. — Ладно, — он сделал паузу, — проверим еще раз всю вашу подноготную. Проверим и весь ваш техникум. Учились ли вы на связистку там или, может быть, еще кое-где. Вот так. Сейчас вас отвезут в камеру, если что надумаете, то сообщите нам, — и он поднялся, подчеркнув этим окончание допроса.

— Что я должна сообщать? Я сижу уже не знаю сколько за то, что побежала из России в Латвию, собственно говоря, за переселение на территории Великой Германии, ведь так? Два месяца в тюрьме и за что, господин офицер, — Ольга распалилась, вспомнив уроки Яна о вздорной бабенке. — Куда же мне надо было бежать, к большевикам, на земле которых погибли мои родные? Так бы и говорили сразу, что по территории Остланда жертвам большевизма и его жителям передвигаться нельзя…

Офицер позвал конвоира, и Ольгу увели. Ей пришлось пробыть в тюрьме еще полгода…

Возвратясь в Ригу и рассказав Вистубе об Ольге, Пуриньш, а это он допрашивал ее, закончил свое сообщение следующими словами:

— Возможно, что я ошибаюсь и что она действительно лишь беженка. Возможно. Однако логики такого ее похода я не усматриваю. Как вам сказать, она очень интеллигентна для типа просто беженок, и потом эта мгновенная реакция на передачу Морзе.

— Это вы ловко придумали с азбукой. Все, что вы говорите, интересно, но бездоказательно. Судьба родителей говорит в ее пользу. По-моему, вы поспешили. Новые обязанности накладывают на вас свой отпечаток. Не следовало ее хватать вот так, сразу. Вы хотите возразить? Зарс? А что Зарс? Он все правильно сделал, сообщил вовремя. Жалко, меня не было на месте, я бы не пошел на ее арест. Пришла бы в Ригу, координаты милейшего Альфреда у нее были, и она посетила бы его. Разве не так? Эта самая Антония тоже могла что-то подсказать о ее родне. Мы что, не нашли бы ее в Дундаге? Это деревня! Ладно, Александр, не стоит эта дамочка стольких разговоров. Решаем так, проверьте все еще раз. Подтвердится — выпускайте. В Риге она будет под колпаком, сестру двоюродную она назвала, Альфред на месте.

— Я согласен, что она не стоит разговоров, если она никто, а если да? — обиженно сказал Пуриньш.

— Для того чтобы сказать «да», следовало за ней следить, а не хватать на площади, — уже с раздражением сказал Вистуба. — И хватит о ней. У абвера и политической полиции мозги разнятся от рождения. Учтите этот нюанс.

Пуриньш замолчал и поспешил откланяться. Черт бы побрал всю эту историю! Она явно не прибавила ему лавров в абвере. И все из-за спешки и неорганизованности. Холера их возьми! Вистуба был в отъезде, Пуриньш сунулся к Либеншитцу, тот сморщился — подумаешь, мелочь какая-то, беженка, и отфутболил его в четвертый отдел, в гестапо к Тейдеманису, начальнику латышского отдела СД, куда Пуриньша определили на службу заместителем этого дурака Тео, как звали Тейдеманиса в своем кругу.