Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

— Детскую больницу в Задвинье представляете? Это недалеко от моего дома. Я там всех знаю, в том числе и сотрудника ГАИ, который на посту около знака ограничения скорости. Не больше тридцати скорость там, развилка опасная. Вижу я один раз, он «Победу» притормаживает, другой раз, третий. С небольшими интервалами, понятно. И я спрашиваю, что ты свирепствуешь? Рассказывает: владелец автомобиля — профессор — выпивает. Не за рулем, нет. Денег не имеет, жена все забирает. Она работает там же, и едут они вместе. Профессор договорился с гаишником, что тот его останавливает за превышение скорости. Пожалуйста, штраф, профессор. Тот к жене, она тридцатник достает, выговаривает мужу, опять скорость превысил, но платить-то надо! Затем гаишник подъезжает к дому профессора и в условном месте денежки отдает, ну, там трояк ему остается. Все довольны. Профессору есть на что выпить, — Зарс рассмеялся первым.

— А вы с юмором, Альфред, — покачал головой Конрад и улыбнулся в предвкушении, как подкинет историю Казику, который такого варианта съема денег у жен не знает. — Хитер профессор, ловко у него выходило. Итак, когда вы видели Антонию и когда навестили Даугавпилс в последний раз?

— Где-то осенью сорок первого, будучи по делам фирмы, я заходил к ней в гости, мать просила проведать. Да, осенью сорок первого, — делая вид, что вспоминает точно, наморщил лоб Зарс.

— Кого вы встретили у нее, с кем познакомились?

— Я? — сделал Зарс большие глаза. — Никого. Абсолютно никого. Антония всегда жила уединенно, квартирантов не держала.

— Заре, вы встретили эту молодую женщину, посмотрите на фотографию, — Конрад выложил фотографию Ольги. — Как вам известно, она погибла, но остались ее друзья, которым известно, что вы познакомились у Антонии.

— Когда я вам рассказывал о Германии, то назвал людей, встреченных случайно в рейхскомиссариате, с которыми ехал, а теперь? Какой смысл мне скрывать, кого я видел у Антонии? Никого я там не видел.

— Вот ваша визитная карточка, обнаруженная в вещах этой женщины, — Конрад бросил на стол кусочек картона. — Номера телефонов, домашний адрес приписаны вами. Экспертизой установлено, — Конрад похлопал рукой по синей папке.

— Я не отрицаю, что это моя визитка. — Зарс повертел ее в руках и осторожно положил на стол. — И я дописал свои координаты на ней. Так принято. Если дал свои домашние адреса и телефон, то, значит, вручал кому-то из близких знакомых. Может, той же Антонии. Но никакой женщине, — кивнул я он на фото Ольги, — я ничего не давал, ибо не встречал ее.

— Если сейчас спросить вашего друга из ГАИ, получал ли он деньги от профессора, возвращал ли их 3 и оставлял ли себе трояк, что он скажет?

— Он ответит «нет». Зачем впутывать себя в историю? — вопросом на вопрос ответил Зарс.

— Да, в новые истории вы влезать не хотите, Зарс. Но придется. У меня найдутся свидетели типа жены профессора, и уж от таких вы не отвертитесь. Ладно. Сейчас я отпечатаю протокол, а вы можете пока почитать газеты, — и Конрад принялся стучать на машинке.

Прошла неделя. Реакция на прошедший допрос господина бухгалтера со стороны причастных к делу лиц была и однозначной, и противоречивой. Однозначность вытекала из того, что все делали на него большую ставку и проиграли.

Противоречивость происходила из разнокалиберности оценок, ибо сколько голов — столько умов. Сам Конрад ходил мрачный, думал, какая все-таки бестия сидит на его шее и какой он, дилетант, получил урок. Подумать только, погнавшись за образцами почерка, дали этому змею разложить все по полочкам! Скромную мысль Казика не уловил, не вслушался, не понял, что друг тихо говорил о потере эффекта внезапности. Пошел вслед за хоровым мнением, при помощи которого можно лишь разгадывать кроссворды.

Казимир призывал не расстраиваться, успокаивал. Славно еще, что вояж Зарса в Даугавпилс осенью сорок первого прорезался, не на работу же он туда ездил устраиваться, это даже коню понятно. Да еще трое таких же темных, с трудной, так сказать, судьбой появились, и если каждый из них снесет пусть не по золотому яичку, но по одному весомому свидетельскому показанию, то их появление на сцене будет оправдано.

Онуфриевич, внимательно выслушав о тупике даугавпилсской версии, воскликнул: «Какой нахал, какой нахал, вы только подумайте!» — и, расстроившись сам, тут же отчитал Федора, который попал ему под горячую руку, ибо тот не к месту радостно брякнул, что если бы спросили его мнение, такого фиаско не вышло бы. Онуфриевич посоветовал искать и найти друзей Ольги, которые могли бы внести ясность, встречалась ли она с Зарсом в Даугавпилсе или где-нибудь еще.

Шеф, прочитав протокол и поговорив с Конрадом, совершенно четко выразился о том, что Зарса недооценили. Он заметил, что добровольно в Германию ездили только дерьмовые люди, что от допроса он ожидал большего, но действия Конрада одобряет, так как тот не полез в ненужную полемику и умолчал о том, где была найдена карточка. «Притормаживать в нашей профессии тоже надо уметь», — изрек шеф.