Слоны могут играть в футбол

Месье Дона находился внутри энергетических потоков, образованных с одной стороны противостоянием де Голля и студентов, и Дмитрия и офисных работников – с другой. Потерянный в центре этого креста, он решил перейти на родной язык.

– On peut le regarder directement sur l’ordinateur?1 – пробормотал он под нос, не ожидая ни от кого ответа.

Дмитрий чувствовал, что сейчас все решится. От того, как он поведет себя, возможно, поменяется жизнь. Посмотрел прямо в глаза месье Дона:

– C’est un projet tr`es d'etaill'e, on ne pourra pas le discuter correctement2.

Еще секунду назад сомневавшийся, чью сторону занять: каких-никаких, но своих подчиненных или заезжего перфекциониста, француз поднял глаза, и в них, как в глазах Робинзона Крузо, отразились паруса родной земли, корабли пришедшей за ним цивилизации.

– C’est un 11 pouces que vous avez?3

– Oui4.

Француз строго посмотрел на подчиненных.

– Давайте сделаем перерыв и все организуем на уровне! – повернулся к Дмитрию. – Хорошо?

– Хорошо.

– C’est la premi`ere fois que vous venez chez nous?5

Глава четвертая, в которой герой вступает на запретную тропу, а мир узнает о художнике Яцевич

Он угостил Дмитрия вином из своих запасов, извинился и укатил на другую встречу: «Раз мы имеем такую ситуасьон, я хотель бы съездить на производство. Давайте встретимся на обьед, а потом завершим вопросы?» Бог, подсказавший местному «коллеге» забыть переходник, сорвал ответственное совещание. Дмитрий вышел на улицу выбешенный и счастливый.

Безоблачный день лежал широко во все стороны, предлагая себя, ничего не требуя взамен. Дмитрий стоял у ларька с мороженым, думая, что стоит и чего не стоит делать.

Но вскоре он уже находился в условленном месте в парке, нарочно спиной к дорожке, откуда мог появиться человек. Он хотел увидеть этого человека в последний момент, смотреть на пустую дорожку было невыносимо. Утром, сам не веря тому, что делает, он написал сообщение и получил ответ: «Могу в 11».

В 11:00, тихо, почти неотделимо от шороха листьев послышались шаги.

– Здравствуйте!

Обернулся.

– Я не опоздала?

Маша запыхалась. Она была совсем не такая, как вчера. Детскость, включавшаяся при родителях, исчезла. Дмитрий удивился, насколько перед ним стоял другой человек. Она поправила волосы. И это было так: сначала рука взлетела вверх, потом волосы назад, закрыли верхушку отеля постройки 1887 года, и только после этого взлетели голуби с крыши отеля. Рука пригладила волосы, опустилась вниз.

– Здрасьте, – сказал Дмитрий, но больше было сказать нечего. – Посидим где-нибудь? Вы голодная?

Это хорошо получилось: как будто он не приглашает девушку в кафе, а хочет накормить голодного ребенка.

– Лучше погулять, – сказала Маша совсем по-детски, и снова вся ее взрослость показалась придуманной, как будто это была его собственная взрослость.

– А, ну пойдемте! Хотя я тут забыл уже все… Как родители?

– Хорошо… Устала от них вчера. Хорошо, что вы написали…

Ему стало страшно оттого, что можно стать счастливым вот так за секунду, и он небрежно сказал:

– Ну, мы же вчера не договорили… про профориентацию.

– Да, – сказала Маша.

– Да, – сказал Дмитрий, – я же обещал, а то времени не было на дне рождения.

– Да, – сказала Маша.

– Да, – сказал Дмитрий.

Они пошли из парка вдоль по улице. Платаны шумели и склонялись арками. Тени от крон то рвались и сливались со светом, то чернели и уходили в темноту ближе к домам. Дмитрий заметил, что жался к этим теням, отворачивая к стенам голову. Ему хотелось побыстрее уйти из центра, казалось, что из-за каждого угла может появиться Семен.

И вот они шли уже пять минут, десять. Два, три, а потом много перекрестков осталось позади, а разговора про профориентацию не начиналось. Кроме Семена его со вчерашнего дня в этом городе знали человек двадцать, и взрослых, и Машиных сверстников. Земля горела под ногами. Дмитрий не выдержал, остановился. Встал в самую глубокую тень.

– Вот, если посмотреть отсюда, видно надстройку над последним этажом. Сам дом построен в середине девятнадцатого века, а надстройка в стиле «модерн» сделана уже в десятых годах двадцатого.

Маша тоже встала в тень.

– Ее все никак не отремонтируют, – сказала она, – папа говорит, что мэрия деньги выделила, и все потом тихо украли.

Дмитрию почему-то не понравилось, что она заговорила про папу. Вспоминать Семена не хотелось. Маша улыбнулась во все зубы и сказала:

– Кофе хочу.

Она была на расстоянии вытянутой руки.

– Я тут кафешек не знаю, вам виднее.

– Пойдемте, покажу.

Прошли дворами, через автомобили и котов. На параллельной улице, еле заметный в кронах, над брусчаткой навис балкон с кованой оградой.

– Здесь в девяностых годах был компьютерный класс, а до этого… – Он вдруг замолчал, потому что в советское время здесь была женская консультация. Но говорить об этом Маше было неудобно.

– А до этого – женская консультация, – сказала Маша, – пойдемте.