– Да. Няня упоминала о какой-то трагедии. Правда, я не уверена, что речь шла о Рэвенскрофтах, так как она путает имена и события. Дело касалось душевной болезни сестры не то какого-то генерала, не то его жены. Якобы она по нескольку лет проводила в психиатрической больнице, потому что то ли убила, то ли пыталась убить своих детей. Потом она как будто вылечилась и уехала к родственникам в Египет или Малайю. Но затем случилась еще одна трагедия, тоже связанная с детьми, которую вроде бы замяли. Но я подумала, не было ли в семье генерала Рэвенскрофта или его жены психических заболеваний. Не обязательно это родная сестра – возможно, кузина. Но мне это показалось перспективной линией расследования.
– Да, – задумчиво произнес Пуаро. – Бывает, что какое-то несчастье, коренящееся в далеком прошлом, вновь дает о себе знать. Кто-то напомнил мне поговорку: «У старых грехов длинные тени».
– Конечно, – продолжала миссис Оливер, – старая миссис Мэтчем могла многое перепутать. Но, возможно, это как-то связано с тем, что говорила мне та ужасная женщина на литературном завтраке.
– Когда она просила вас узнать…
– Узнать у моей крестницы, кто из ее родителей убил другого.
– Она думала, что девушка может это знать?
– Ну, такое достаточно вероятно. Конечно, во время трагедии от Селии многое скрывали, но ей могли быть известны обстоятельства в жизни родителей, способные объяснить, кто из них скорее всего виновен в убийстве, хотя она, по-видимому, никому об этом не упоминала.
– Вы говорите, что эта женщина – миссис…
– Опять забыла ее фамилию – Бертон и еще что-то там. Она сказала, что у ее сына есть подруга, на которой он собирается жениться. Естественно, ей хотелось знать, есть ли в семье будущей невестки преступники или наследственные психические заболевания. Возможно, она полагала, что если мать Селии убила отца, то ее сыну не следует на ней жениться, а если наоборот, то это не так страшно.
– Вы имеете в виду, что она считает, будто наследственность передается только по женской линии?
– Ну, эта миссис Бертон думает, что много знает, но в действительности она не слишком-то умна, – ответила миссис Оливер. – Вы бы сразу это поняли, если бы были женщиной.
– Интересная точка зрения, – заметил Пуаро. Он вздохнул. – Нам еще нужно многое сделать.
– У меня есть еще одна случайная информация, правда из вторых рук. Якобы кто-то сказал: «Рэвенскрофты? Это не та пара, которая усыновила ребенка, когда один из их детей умер в Малайе? Потом мать ребенка потребовала его назад и обратилась в суд. Но суд решил, что Рэвенскрофты имеют право на опеку, и мать попыталась похитить ребенка».
– Я предпочитаю более простые моменты, вытекающие из вашего сообщения, – сказал Пуаро.
– А именно?
– Парики. Четыре парика.
– Ну, – промолвила миссис Оливер, – мне это тоже показалось интересным, хотя не знаю почему. Вроде бы это ничего не значит. То же касается и версии с душевной болезнью. Всегда есть люди, которых держат в сумасшедшем доме, потому что они убили своего или чужого ребенка без всякой причины. Не понимаю, почему генералу и леди Рэвенскрофт могло понадобиться убивать себя из-за этого.
– Если только таким душевнобольным не был один из них, – заметил Пуаро.
– Вы имеете в виду, что генерал Рэвенскрофт мог убить ребенка – возможно, незаконнорожденного ребенка жены или своего собственного? По-моему, это чересчур мелодраматично. Или, может быть, леди Рэвенскрофт убила своего ребенка или ребенка мужа.
– Едва ли, – отозвался Пуаро. – Обычно люди таковы, какими кажутся.
– Вы хотите сказать…
– Они казались счастливой и дружной парой. Вроде бы у них не было никаких серьезных заболеваний, если не считать предположений об операции и поездке в Лондон для консультации с медицинским авторитетом по поводу рака, лейкемии или чего-то столь же фатального. Все это, конечно, возможно, но не слишком вероятно. По какой-то причине эти двое не захотели больше жить. По какой же?
– Я знала одну пару во время Второй мировой войны, – сказала миссис Оливер. – Они не сомневались, что немцы высадятся в Англии, и решили покончить с собой, если это произойдет. Я говорила им, что это очень глупо, но они заявляли, что в таком случае не смогут продолжать жить. Мне до сих пор это кажется глупостью. Нужно иметь мужество жить при любых обстоятельствах. От вашей смерти никому не станет лучше. Интересно…
– Что – интересно?
– Когда я это сказала, то внезапно подумала: «Что, если от смерти генерала и леди Рэвенскрофт кому-то стало лучше?»
– Вы имеете в виду, что кто-то унаследовал их деньги?
– Ну, нечто менее очевидное. Возможно, кто-то получил шанс преуспеть. Или в жизни Рэвенскрофтов было нечто такое, о чем ни в коем случае не следовало знать их детям.
Пуаро вздохнул: