Слотеры. Бог плоти

Ровно сорок. Я начал считать их на пятом, потому что после каждого нового слышал отчаянный вопль тех, по кому ступал. Сообразуясь не то со своим мрачным юмором, не то с прагматичностью, Мастер сохранил несчастным слугам рты, часть легких и голосовые связки – специально для того, чтобы они могли кричать, одновременно радуя его своими страданиями и предупреждая об опасности.

Даже мне стало не по себе. Я и не предполагал, что сила юнца так велика. Со времени истории с суккубой молодой маг определенно прогрессировал.

После живого ковра меня встретили останки прочих слуг и домочадцев Лаврина, переделанные в личную стражу безумца. Мерзкое зрелище. Они напоминали големов, наскоро вылепленных из комка воска расшалившимся ребенком.

Неуклюжие, но мощные.

Уродливые, но жалкие…

Ошметки плоти, наделенные жаждой убийства. Божья глина, попавшая в руки маньяка.

Чтобы пройти, мне пришлось их убивать. Но даже не пытайся они остановить меня, все одно стоило задержаться и убить всех. Потому что так было бы милосердно.

Я и убивал – без колебаний и сожалений.

Стрелял в упор, рубил конечности, перевитые неестественно раздутой мускулатурой, и сносил головы, с которых стекла плоть, обнажив кости черепа. Нет никакого желания вспоминать и описывать свой путь по особняку Лаврина. Я просто шел и брал штурмом один этаж за другим, круша и ломая темницы плоти, в которые злой гений Мастера заточил человеческие души.

Думаю, отлетая прочь, они благословляли меня.

Благословляли Выродка.

Квентин Саламатус не преувеличивал угрозу, которую нес в себе обезумевший маг. В особняке Лаврина царил настоящий ад. Извращенное воображение и потрясающее колдовское искусство взбеленившегося Мастера сделали бы честь любому отпрыску Лилит…

Моя работа почти никогда не была легкой, так что, добравшись наконец до Мастера Плоти, вид я имел достаточно помятый. Весь в крови – своей и чужой, – хромающий на правую ногу, ежесекундно смаргивающий из-за длинной рваной царапины, которая пересекала все лицо – от брови до подбородка; глаз уцелел только чудом. Плюс пара рваных ран (укусы) на правом предплечье и правой же ляжке, а также хорошая дыра в бедре – один из живых големов изловчился и воткнул в меня бронзовую кочергу от камина.

Мастер хорошо позаботился о своей безопасности.

Только помочь ему это не могло. Я всегда делаю работу, на которую подрядился.

– Давно не сталкивался с таким горячим приемом! – пересохшей глоткой прокаркал я, сокрушительным пинком вышибив дверь в комнату, где заперся лжековенит.

В последнюю комнату, ибо во все прочие я уже сунул нос, регулярно рискуя получить по нему (и получая!) от сотворенных Мастером стражей.

Длинная черная тень в дальнем углу дернулась, но замерла, когда я предупреждающе помахал пистолетом (на самом деле уже разряженным). Ничего примечательного моим глазам не предстало. Судя по всему, комната принадлежала одной из служанок Марии – маленькая, тесная, без единого окна. Когда особняк отца окутал хаос, арборийская красавица, должно быть, пыталась здесь спрятаться, но обезумевший поклонник нашел ее.

Виновник всего ужаса выглядел совсем не грозно. Он трясся, словно припадочный, опущенная голова дрожала и подергивалась, как у глубокого старика, а узкие костлявые плечи ссутулились так сильно, что грозили проткнуть изодранную мантию, украденную у Ковена. Монстры так обычно не выглядят.

За спиной Мастера возвышалась тающая восковая фигура женщины с воздетыми к потолку руками. Обильно расставленные вдоль комнаты свечи отчаянно коптили, разогретый их огоньками воздух густо пропитался запахом горячего воска и человеческого пота. Из-за сильного жара фигура оплавилась, практически потеряв форму. Ребра жесткого каркаса уже выпирали наружу, освободившись от тающего воскового покрытия; только руки и прекрасная девичья головка, венчавшая статую, оставались невредимы. Бесформенная лужа, растекавшаяся из-под нее, залила почти весь пол в комнатке.

– Кто посмел?! – визгливо выкрикнул Мастер Плоти, с вызовом поднимая трясущуюся голову.

На меня глянуло безусое, изможденное и осунувшееся лицо, блестящее от пота, как стеклянное. Колдун на редкость плохо выглядел, и причиной тому было не только чрезмерное напряжение.

Он чертовски изменился с нашей встречи. Казалось, лицо безумного Джулиана взялся вылепить заново никудышный скульптор, который приступил к работе, изрядно приняв на грудь, а затем и вовсе бросил дело на полпути, не потрудившись хотя бы загладить следы собственных пальцев. Физиономию Мастера изрыли округлые ямки и язвы, точно следы какой-то чудовищной оспы, на скулах кожа растянулась так, что едва не лопалась, и можно было разглядеть белизну костей, а на щеках, напротив, была собрана в нелепые складки-брыли. Нос одновременно вздернут вверх и скошен набок, да и прочие черты лица выглядели неправильно, как будто кости черепа срослись не так после страшных переломов.

Стоявшее передо мной существо мало напоминало того отчаявшегося влюбленного школяра, что был готов пересадить себе железы инкуба, только бы залезть под юбку возлюбленной.