Слотеры. Песнь крови

В нужный момент я просто повернул корпус и смертоносное остриё пронеслось мимо, пропахав лишь глубокую борозду поперёк нагрудника. Нанося свой «верный» удар, наёмник вытянулся вперёд в глубоком выпаде — достаточно, чтобы оказаться на расстоянии удара моей левой. Трудно и придумать более удачный расклад. Я вполне успевал садануть его дагой снизу вверх, вбив клинок под челюсть и до самого темени — так, чтобы прошибить черепную коробку вместе с её содержимым. Пожалуй, я и должен был так делать. Но вместо этого повернул кулак и всего лишь влепил ублюдку сокрушительный хук в висок. Доля милосердия, впрочем, здесь была отмерена предельно скупо. Удар моего кулачища, да ещё и с зажатой в нём дагой, вышибал дух не хуже пушечного ядра. Разве что получалось в итоге гораздо опрятнее — мозги одежду не пачкали.

Страшный хук не отбросил головореза в сторону, он просто снёс его с ног. Наёмник не отлетел и упал, а буквально-таки обрушился на мостовую всем своим весом. Затылок с омерзительным глиняным стуком припечатался к мостовой; шляпа, шпага и кинжал полетели в стороны.

— Мать твою… — разгибаясь над раненым, пробормотал последний бретёр.

На лице его застыло растерянное выражение: дело-то принимало совсем дурной оборот. Это выражение усилилось, когда незадачливый наёмник обнаружил, что смотрит в свирепое сдвоенное дуло «громобоя». Его шпага сама собой опустилась.

Вот и всё. Схватка закончилась меньше чем за минуту.

Как раз в моём стиле — не люблю затягивать. Вся эта ритуальная мишура с благородными салютами, красивыми фехтовальными позами, обменом изящными оскорблениями пополам с финтами, может, и годится для дуэли промеж пары изнеженных нобилей, но на улицах от неё проку нет.

Бей первым! А если выпадет удачный момент, постарайся засандалить противнику коленом в пах. Так оно вернее.

— Кто послал? — рявкнул я.

Вместо ответа бретёр с неожиданной резвостью скакнул в сторону и вперёд, выбрасывая шпагу в отчаянном выпаде.

Пулю обогнать не дано никому, но умелый фехтовальщик может уйти с линии выстрела, если стрелок замешкается.

Я не замешкался. И порох не подвёл.

Первая пуля ударила наёмника в плечо, оборвала прыжок, развернула на месте. Вторая угодила в грудь, свалив на мостовую.

И вот с этого момента всё пошло как-то неправильно.

Подстреленный бретёр упал на спину и завыл, хватаясь за рану на груди. На простой предсмертный крик это мало походило: наёмный убийца выл так, словно его ухватили клещами за самое естество и теперь тащат, что есть сил и без всякой жалости. Сукно камзола на глазах начало намокать тёмным. Пятно, похожее на раздавленную каракатицу, поползло по груди бретёра, ширясь и увеличиваясь совершенно недопустимым для подобного ранения образом.

Кровь и пепел!

Мне случалось видеть самые жуткие огнестрельные раны, но ни одна из них не приводила к тому, чтобы грудная клетка вдруг проваливалась внутрь, точно корка прогнившей тыквы. Раненый бретёр истлевал на глазах. В течение нескольких секунд кожа его лица почернела, вздулась и залоснилась, распираемая изнутри гноем. И лопнула.

На мостовой бился, извиваясь от невыносимой боли, уже не человек, а его остов, с которого клочьями летели ошмётки заживо разлагающейся плоти, тут же обращавшейся в тлен.

Я невольно покосился на пистолет в собственной руке.

— Сила Велиара! — с ужасом выдохнул раненный в живот бретёр, «оживая» и без видимого усилия поднимаясь на ноги.

Страшная рана, раскроившая брюхо, не только не мешала ему, но, как обнаружилось, и не кровоточила толком.

— Ты убил… — начал, было, он, запнулся, сглотнул и повторил снова: — Ты же убил его, проклятый Ублюдок!

— Тебя ж я тоже вроде как убил, — озадаченно сказал я, бросая разряженный пистолет и вытаскивая второй.

Сбоку почудилось шевеление. Я резко повернулся и отступил на шаг: наёмник, получивший кулаком в висок и упавший замертво (раскроив при этом себе затылок!), поднимался с мостовой. Он подобрал шпагу, попятился прочь, выставив клинок перед собой.

— Чёрт! И тебя ведь убил? — уже расстроено пробормотал я.

Оба бретёра переводили полные ужаса взгляды с меня на товарища, от которого к этому времени остались лишь одежда, башмаки и насаленные ремни, припорошенные прахом. Да ещё грязное пятно на брусчатке.

— Будь ты проклят, убийца! — заорал пропоротый кинжалом бретёр.

Нелепое обвинение в устах того, кто минуту назад сам-трое собирался пустить мне кровь.

Я напрягся, ожидая атаки, но мерзавец повернулся спиной и припустил прочь. Его подельник с разбитым затылком, поколебавшись секунду, последовал бесславному примеру.

Глядя вслед улепётывающим задирам, я, наконец, справился с изумлением. На его место пришло понимание. Не удержавшись, я рассмеялся — коротко и зло. Бегите, дурни, бегите. Долго же придётся бежать: Квартал Склепов-то, поди, на другом конце города!

Приблизившись к останкам заживо разложившегося наёмника, я убрал пистолет и кончиком шпаги поворошил одежду. В сумерках слабо блеснуло серебро, подтверждая верность догадки.