Слова через край

Настенные часы пробили шесть утра. Призраки исчезли. Но один из них, все время стоявший в стороне с задумчивым видом, подошел к моей постели и произнес:

— Предлагаю вам совершить путешествие в загробный мир. Согласны?

Решительный и откровенный поступок моего собеседника, его серьезность, сдержанность, подобающие покойнику, внушали мне все большую симпатию. Однако из естественной осторожности я спросил, какие причины побудили его предложить мне столь необычное путешествие. Он ответил:

— Вы единственный, кто встречает нас радушно. Между вами и мной есть много общего.

— Я подумал с минуту.

— Поторопитесь, — сказал призрак.

Я вскочил с постели и хотел надеть брюки.

— Нет-нет, — остановил он меня, — наденьте ночную рубаху..

Намазанный восковой мазью, я превратился в настоящее привидение.

Новый знакомый взмыл ввысь, увлекая меня за собой; мы прошли через стены так, словно это была веленевая бумага.

Некоторое время мы летели, едва не задевая верхушки деревьев, там, где таяли остатки облаков, а потом стали подниматься все выше. Холод делался просто невыносимым. Внизу по дороге шли редкие прохожие. Дома казались маленькими кубиками, одни совсем сливались с землей, другие точно прижимались к ней вплотную.

В домах поздней ночью собираются все — и плохой сын, и развратный отец. Ангел, случайно пролетая мимо и увидев, как они мирно спят рядом, подумал бы: «Какая хорошая, дружная семейка!» Между тем один из них встает рано, а другой — поздно и тут же убегает из дому, даже не попрощавшись.

Если бы мать попросила мужа и детей: «Побудьте со мной сегодня вечером», они бы рассмеялись, словно это шутка.

В новых домах призраков нет. Внутрь они проникнут и через игольное ушко, но им нужны длинные коридоры и очень просторные комнаты. Вот было бы смеху, если бы вдруг служанка среди ночи в современном доме подняла шум: «В гостиной приведения!»

А у воров есть свой дом? Я знал одного вора, у которого даже были дети. Спал он днем, и когда дети, качаясь на деревянных лошадках, начинали сильно шуметь, мать их осаживала:

— Тише, отец отдыхает.

Старший сын как-то раз проснулся на рассвете — из кухни доносился странный звук…

— Мама, мама, воры! — крикнул сын, испуганно тараща глаза во тьме.

Женщина зажгла лампу, прислушалась, потом улыбнулась сыну.

— Спи, мое сокровище, спи, это отец…

Наш полет продолжался.

— Мне холодно, — сказал я.

Мы повернули направо, затем — налево, потом снова — направо и снова — налево, затем, словно два метеорита, упали на лужок возле большого камня.

И дальше пошли пешком по нескончаемому пути.

По дороге, как это принято, мы беседовали.

Глава третья

— Я не верю в бесконечность. Проще простого сказать — этому нет конца. Разве такое возможно? Если идти по прямой миллион веков, миллиард веков, разве не придешь к концу бесконечности? Понимаете — миллиард веков… Даже два миллиарда… По-моему, мы даже преодолели бы конец бесконечности… Но проблема в другом: куда направиться — направиться направо или же налево?

— Право, не знаю, — ответил мой провожатый. Он помолчал с минуту, потом добавил — Бесконечность, смерть… Разные вещи или одна? Люди не думают ни о бесконечности, ни о смерти. Поверьте, каждый убежден, что уж он-то не умрет. «О, один, только один сможет ее избежать, если будет по-умному вести себя», — думают они. Никому, понятно, об этом не говорят, даже детям. Ведь если число таких хитрецов увеличится, то навсегда избежать смерти станет очень трудно. Так они и живут с этой тайной надеждой — не умирать… Иначе разве отправлялись бы они так спокойно на похороны! Как-то летом в Сен-Морице я сидел с банкиром Шаппеном на краю пропасти. Шаппен сказал: «Вечером полакомлюсь куропаткой с грибами». А мне хотелось его подтолкнуть, слегка подтолкнуть. Беспечная уверенность некоторых доходит до того, что они назначают встречу в будущем году. «До встречи в Биаррице…» Ну а матери: «Сокровище мое, когда ты вырастешь…» Безумные, да и только!

— Я знаю свою судьбу. Поживу еще лет десять, а вдруг и все сто? Годы, если уметь ими наслаждаться, не так уж и коротки. Достаточно не уподобляться тем, кто уже в тридцать лет в поезде или на службе говорит, не подумав о скоротечности жизни, что время летит. Тогда вдруг понимаешь, что дни просеиваются, как песок между пальцами, и жизнь становится коротенькой историей. Я же взвешиваю каждый день, делю его на двадцать четыре часа и ценю каждое мгновение. Знаете, сколько всего можно сделать за час? Поужинать, выкурить сигару, прогуляться. Смотрю на витрины, на прохожих, и рождаются порой мысли, которые, запиши я их на бумаге, принесли бы мне славу. Когда мне кажется, что время бежит слишком быстро, я делю час на минуты, а иногда и на секунды, а ведь в одном часе три тысячи шестьсот секунд…