Слова через край

Компаньон бьет кулаками по двери, требуя, чтобы его впустили, он тоже вообразил, что все происходит на самом деле; сквозь иллюминатор Антонио знаками пытается объяснить, что он в отчаянии, но не может отворить, что они ведь так и условились; он показывает в свое оправдание на часы, он стучит пальцем по стеклу циферблата, изображая на лице самое глубокое сожаление.

За его спиной две женщины, уже полностью раскрывшие карты и осыпающие друг друга все более вульгарными обвинениями, вот-вот схватятся врукопашную, и тщетно Антонио кричит им о взрыве бомбы; доводы и контрдоводы сталкиваются и отскакивают друг от друга, наконец Джаннине удается открыть дверь и вытолкать из убежища любовницу, словно она и впрямь обрекает ее на уничтожение.

Антонио пытался помешать, но был сметен с пути — и вот стоит перед распахнутой настежь дверью и смотрит вслед удаляющейся любовнице, которая испуганно озирается вокруг, словно воздух отравлен, а компаньон врывается внутрь, протестуя и крича, что Антонио должен был ему открыть во что бы то ни стало, что он его фактически убил, и потому теперь их фирме конец, он отказывается быть его компаньоном. А Антонио даже и не пытается отвечать, он сидит в уголке с таким видом, словно все рухнуло, все кончено, словно радиация в самом деле проникла сквозь распахнутую дверь и в этом убежище теперь уже все равно что в могиле. Слышатся нервные всхлипывания Джаннины, компаньон уходит, а с лужка доносятся крики играющих детей.

Пастух

Это земля, где я родился, Испания. Видишь, она как большая бычья шкура, расстеленная на воде и с одной стороны соединенная или разделенная — с Европой этими знаменитыми горами, Пиренеями. Здесь живут двадцать восемь миллионов людей, бедных и богатых, хороших и плохих, однако на этот раз я хочу вам рассказать только о самых бедных людях моего местечка — крестьянах, рабочих, пастухах, эмигрантах. Ни я, ни мои друзья не придумали эти истории, их подсказала сама жизнь.

Место действия первой истории — здесь, в Манче, самой бескрайней области Испании, где невозможно охватить взглядом горизонт. Нынешний год очень ветреный и пыльный — достаточно ослу пройти рысцой, и поднимается туча пыли. Дело в том, что дождей было мало, потому людей и животных объединяет жажда, ожидание воды. Туда, где имеется хоть какой-нибудь пруд, тянутся издалека быки, лошади, ослы, козы, овцы, чтобы хоть немного утолить жажду. Большие водоемы высохли, они тихи и спокойны, они как бы вне времени. У колонки выстраиваются в очередь женщины с кувшинами: вода из крана течет тоненько и медленно. Женщины несуетливо ждут, и от их терпения веет древностью. Но вот мы видим нашего героя, старика, — о его появлении возвещает треньканье колокольчика, надетого на шею козы, что идет впереди стада.

Старому пастуху почти семьдесят, он одет как все пастухи Манчи. Передвигается с трудом, придерживая рукой шляпу, чтобы не улетела, выкрикивает какие-то таинственные слова своим овцам, и те останавливаются с краю тропинки. Рядом со стариком шагает мальчик лет десяти-одиннадцати, он помогает старику присматривать за овцами и сейчас бежит за отбившимися от стада. Пастух бородат, его лицо опалено солнцем, покрыто морщинами, красные от пыли глаза устало смотрят в землю. Грязным мокрым платком он механически вытирает воспаленные веки. Старик останавливается в шаге от колонки и просит у женщины, которая отнимает от крана кувшин, смочить его платок. А смочив, продолжает свой путь среди густой пыли, поднятой овцами, то и дело прикладывая к глазам влажный платок.

Его хижина тут, неподалеку. На землю опускаются вечерние тени. Еще можно встретить какого-нибудь крестьянина, он обернется вам вслед и молча двинется дальше за своим мулом. Старик с мальчиком подталкивают овец в загон и, разложив в хижине огонь, бросаются на свои соломенные подстилки. Старик бормочет что-то невнятное, видно, жалуется на глаза, мальчик отвечает: «Сходи к доктору», — «Не пойду я к доктору», — говорит старик. «Сходи». — повторяет мальчик, засыпая. Старик некоторое время лежит с открытыми глазами, потом берет кувшин, роняет несколько драгоценных капель на платок. Но это приносит мало облегчения. Старый пастух садится на своем ложе, нарушая тишину длинной ночи бормотанием. Потом встает, поправляет маленький очаг. Вдруг его внимание привлекает лай собаки за стенами хижины. Потом раздается блеянье овцы. Инстинктивно он хватает самую толстую головешку и, распахнув дверь хижины, с криком выскакивает наружу, словно помолодев. За стенами хижины кромешная тьма, но мимо, как ветер, как черная молния, проносится какое-то животное — это волк — и сейчас же исчезает в ночи; а овцы все блеют, и собака лает, но не находит мужества броситься вслед за зверем. Старик мгновение стоит неподвижно, сжимая в руках головешку, тщетно пытаясь разглядеть, куда убежал волк, потом входит в загон; блеянье овец постепенно стихает. Старик проверяет, не нанес ли волк какого урона, и, убедившись, что ни одна овца не ранена, возвращается в хижину; собака тоже постепенно успокаивается.