Тото в своей комнате, тяжело вздыхая, выкраивал из простыни белый флаг, как вдруг лачуга озарилась ослепительным серебристым светом. Первым делом он подумал о пожаре. Но взгляду его предстало нечто совсем другое: на стене, перед собой, он увидел четко очерченную тень голубя. Тото остолбенел от удивления. Сразу же затем он услышал и мелодичный голос, который произнес:
— С этой минуты в твоей власти будет творить чудеса. Достаточно тебе сказать «трык», и все станет возможным.
«Если есть тень, значит, должен быть и сам голубь», — подумал Тото и со страхом огляделся вокруг. Все предметы в комнате были видны как днем, даже, может, еще отчетливее, но больше нигде ничего. Крылья голубя зашелестели, он расправлял их, чтобы взлететь, потом тень поднялась выше и легла на потолок. Тото почти ощущал, как перышки касаются его лица, обдавая его холодной струей воздуха. Он еле успел перевести взгляд на окно, чтобы увидеть, как там что-то сверкнуло, какой-то блестящий зигзаг, который исчез в небе с музыкальным свистом наподобие того, что издают детские волчки. И все. Как полагается в подобных случаях, Тото вылил себе на голову бутылку холодной воды. Он был весь мокрый, но застыл на месте, не в силах пошевелиться. Потом набрался храбрости и произнес:
— Трык, яичницу из двух яиц!
На столе перед ним появилась яичница на отличной сковороде из огнеупорной глины — яйца, по-видимому, были свежайшие, только сегодня из-под курицы. Тото провел рукой по лицу и, пробормотав: «Значит, это правда?», плюхнулся на стул.
Глава пятая
Синьор Мобик кругами бегал по комнате, в которой каждое утро, едва встав с постели, он проделывал гимнастические упражнения. Он должен был много раз обежать комнату, ибо так прописал ему доктор Ампеллиус, потом пополоскать горло — словом, выполнить все предписания врача, единственного человека, с которым он здоровался, не ожидая, что тот поздоровается с ним первым. Ампеллиус воображал, что хорошо поет, и Мобик, всячески стремившийся его задобрить, просил врача перед ежедневным осмотром что-нибудь спеть. Вы, наверно, уже поняли, что Мобик страшно боялся смерти и потому не составлял завещания. Однажды он принялся было его писать, ибо, хочешь не хочешь, он все равно должен был кому-то оставить свои громадные богатства, но после первых же слов — «Я завещаю» — разревелся, как теленок, и с тех пор о завещании ему больше не осмеливались напоминать.
В то утро Мобик, сидя в порфировой ванне, диктовал Кармело следующее письмо: «В результате терпеливых поисков — бурения пробных скважин — обнаружены залегания нефти у самых стен города. Представляется возможным вести добычу ценного сырья и при этом избежать транспортных и прочих расходов. Я рад сообщить господам акционерам о том, что нефтеносный участок находится в моих руках, согласно контракту, подписанному губернатором. Ура! Мобик».
Кармело трепетал перед хозяином и выполнял свои обязанности с большой тщательностью и усердием. Толстяк, который, сидя голышом, диктует письмо, мог бы вызвать смех — Кармело же восхищался своим шефом, который в клубах пара и облаке талька казался ему еще более великим. Даже длинная, курчавая шерсть, украшавшая грудь синьора Мобика, внушала Кармело глубокое почтение, ибо он видел в ней свидетельство силы; он об этом даже частенько рассуждал дома, быть может потому, что просто никогда не замечал, что его собственная грудь покрыта не менее длинной и курчавой растительностью.
Но я хочу вам рассказать, каким образом Кармело стал секретарем синьора Мобика. Однажды синьор Мобик, совершая прогулку по улицам Бамбы, вдруг почувствовал неотложную необходимость минутку побыть одному. В Бамбе общественных уборных очень мало. Более того, один муниципальный советник, пользовавшийся славой неутомимого поборника морали, внес предложение их и вовсе ликвидировать. Синьор Мобик не знал, как ему быть, и, хотя ничего позорного в этом не было, не решался войти в первый попавшийся дом и попросить о необходимом гостеприимстве. У этого богача, обладающего столькими миллионами, не хватало смелости спросить: «Не разрешите ли вы мне зайти по малой нужде?» Он переживал адские муки, когда вдруг вспомнил, что как раз на этой улице, в доме номер сорок пять, живет один старый служащий фирмы «Мобик». Быстрыми мелкими шажками достиг он двери квартиры своего подчиненного и позвонил; дверь ему открыл сам Кармело, который вместе со своей семьей чуть не упал в обморок.
— Вы будете моим секретарем! — крикнул Мобик, пронесшись мимо Кармело как ветер и сразу же исчезнув за узкой дверкой, маленькие размеры которой подсказали ему, куда она ведет. Кармело, его жена и дети остолбенели от удивления. Минуту спустя Мобик уже покидал их жилище.
— Я хотел посетить вашу квартиру — в ней царит чистота и порядок, — сказал он Кармело, который, так же как и все члены его семьи, еще никак не мог прийти в себя и сдвинуться с места. — Поэтому вы заслуживаете чести стать моим секретарем.