Мужчины за столиком, не отрываясь, смотрят на нее. Она плавно качает бедрами. Руки безвольно висят вдоль тела. Смотрит не в зал, а куда-то дальше, сквозь стены. То как она поет – отстраненно, холодно, но при этом глубоко и чувственно, похоже, вызывает у присутствующих оторопь, и Маша знает об этом. Она немного поглаживает тело руками и продолжает петь. Ее голос заполняет зал. Ощущение, что это не песня, а голый секс. Даже если бы она занялась сексом прямо на сцене, это было бы не так непристойно, как то, что она делает сейчас.
Женщины, видя, как реагируют их мужья, начинают громко обсуждать какие-то дела, но мужья шикают на них. Женщины смотрят на Машу с ненавистью. А Маша продолжает петь.
Я закрываю глаза и снова вижу море. Чувствую пустоту у себя под ногами. Официант, приносит мартини, но стоит с подносом, замерев у столика. Он тоже смотрит на Машу, хотя видел ее поющей уже несколько раз.
Маша видит, что принесли заказ, улыбается диджею, и, оставив песню на полуслове, идет к столику. Мужчины в голос разочарованно выдыхают, кто-то пытается аплодировать, но женщины его заглушают.
Мы пьем Мартини, стоя у столика. Sway звучит уже без слов.
Я стираю капельку крови у Маши со щеки, которую раньше не видел.
Дома я смотрю фотографии. Играет Nabucco «Chorus of hebrew slaves».
Я слышу, что Витька проснулся и пошел в ванную. Слышу звук спускаемой воды.
Он приходит ко мне. На нем мягкие спортивные штаны, белого цвета. Он целует меня в шею.
– Доброе утро, – говорит Витька, – как съездили?
Я подбородком указываю на экран.
На экране фотография, на ней я и Маша, мы пьем шампанское, за нашей спиной распускается цветок взрыва в хвосте самолета.
– Хорошая фотография, – немного помолчав, говорит Витька и идет на кухню готовить завтрак.