Слова II. Духовное пробуждение

— Для того, чтобы немножко понять, что такое мученичество, хотя бы принимай с радостью презрение других А если хочешь немного осознать, что есть подвижничество, то, если не можешь поститься сорок дней, как Христос, постись хотя бы среду, в которую Его предали, и пятницу, в которую Его распяли[200]. Те, кто хотят мученичеством засвидетельствовать свою любовь ко Христу, могут за отсутствием мученичества проявлять эту любовь, от которой они сгорают, в виде телесного подвига за горящие души усопших, чтобы те обрели немного упокоения. Подвижничество — это такое же торжество, как и мученичество, потому что [и в том и в другом случае] человек избегает всякого человеческого утешения и обретает утешение божественное.

Святые мученики ощущали великую радость от того, что им давалась благоприятная возможность претерпеть мучения. С мученичества в духовной жизни начался аскетизм. Когда пришел к власти Константин Великий, он освободил христиан из темниц, где они (некоторые из них были изувечены) ожидали смерти. Мучения закончились. Но освобожденные очень огорчились, потому что, находясь в темницах, они ожидали своей очереди на мученичество, а теперь святой Константин Великий им все испортил. Они с радостью ожидали мученичества, а дождались свободы. И тогда — от любви к Богу и горевшего в них пламенного желания пострадать за Христа — они ушли из мира. И тем мучениям, которым подвергли бы их Диоклетиан и Максимиллиан, они в подвижничестве подвергали сами себя. Один шел и подвешивал себя за руки веревками на дереве: он молился с болью, но божественно радовался. Другой ради любви ко Христу связывал себя. "Так, — говорил, — меня связал бы Диоклетиан". И, истязая себя таким образом, они испытывали великую радость. С этого божественного безумия, с этого божественного сумасбродства начали первые и ради любви ко Христу посвятили себя подвижничеству. Потом их подвигу стали подражать другие. Так в нашу веру вошел аскетизм. А третьи, самые "сумасбродные", говорили: "Мы овцы Христовы!" — и питались только травой с земли. Это были так называемые "воски"[201]. Они настолько сильно чувствовали благодеяния Божии и собственную ничтожность, что говорили: "Я, неблагодарное животное, всю жизнь буду питаться травой". И они делали это. Их сердце взлетало от любви ко Христу. "Разве, — говорили они, — я не Христово овча? Значит, буду питаться травой"[202]. Но впоследствии это было запрещено Церковью, потому что охотники, принимая этих отшельников за диких животных, убивали многих из них.

Сегодня люди не могут понять этого, считают это безумием. "Зачем питаться травой, подобно животному? — говорят они. — Какой смысл в том, чтобы таким образом виснуть на веревках и истязать свое тело?" Но помнишь, что говорит авва Исаак: "О, если бы Бог удостоил нас совершать такие бесчинства"[203]. Дай же Бог достигнуть этого духовного "бесчинства" и нам.

Часть четвертая. Зависимость от неба

"Божественной помощи не могут воспрепятствовать ни люди, ни бесы. Ни для Бога, ни для святого человека нет ничего трудного. Препятствием является лишь наше человеческое маловерие. Своим маловерием мы препятствуем великим божественным силам приблизиться к нам"

Глава первая. О том, что Бог промышляет о человеке

"Ищите прежде Царствия Божия"[204]

— Геронда, авва Макарий говорит, что Бог подаст нам небесные блага[205], и мы веруем в это. Должно ли верить и в то, что Он подаст нам и блага земные, которые не являются столь существенными?

— Какие земные блага?

— То, в чем мы нуждаемся.

— Вот это ты правильно сказала. Бог любит Свое создание, Свой образ и заботится о том, что ему необходимо.

— В это нужно верить и не беспокоиться?

— Если человек в это не верит и сам бьется над тем, чтобы эти блага стяжать, то он будет страдать. Но человек, живущий духовно, не расстроится даже в том случае, если Бог не даст ему земного и вещественного. Если мы ищем прежде Царствия Божия, если поиск этого Царства является нашим единственным попечением, то дастся нам и все остальное. Разве Бог бросит Свое создание на произвол судьбы? Если израильтяне оставляли на следующий день манну, которую давал им Бог в пустыне, то она начинала гнить[206]. Бог устраивал так для того, чтобы они полагались на божественный промысел.