Слова, из которых мы сотканы

Она почти не оглядывалась на годы, последовавшие за его смертью. Лидия так больше и не возвращалась в пригород Тонипанди, даже когда по почте приходили приглашения на свадебные церемонии родственников, даже когда тетушки просили ее присоединиться к ним для уютного Рождества в маленьких домах рядовой застройки, с пережаренной индейкой и новоиспеченными внуками. Она жила своей жизнью в Аберистуите и оставалась на съемной квартире над магазином в течение всех праздников и каникул, даже когда Дикси была в отъезде. Учась в университете, Лидия три года работала барменшей в местном пабе, по вечерам и по выходным. А когда она не работала в пабе, то была в лаборатории и с методичной одержимостью искала вещество, уничтожавшее запах краски. Она считала, что ее работа имеет ясный коммерческий смысл, практически не сознавая того, что пытается избавиться от целой серии гнетущих воспоминаний детства, связанных с вонючей краской.

Теперь Лидия жила здесь, и ей было двадцать девять лет. В ее речи до сих пор присутствовал слабый и певучий валлийский акцент, но она была миллионершей, которая всего добилась сама, высокой, темноволосой, умной, загадочной, на миллионы миль отдалившейся от своего печального и жалкого начала… но внезапно частица прошлого вернулась в виде коричневого конверта, лежавшего у нее на коленях. Она набрала в грудь побольше воздуха и открыла его.

Лидия смотрела на газетную вырезку, лежавшую на столе. Ее правая рука поглаживала росистую прохладу широкого бокала с джином, лаймовым соком и кубиками льда. Свет в ее кабинете был чернильно-теплым, и в небе еще кое-где виднелись проблески уходящего дня. Свет был погашен, если не считать настольной лампы с регулируемым наклоном, освещавшей вырезку. Лидия просидела здесь уже полдня. Шесть часов, глядя на вырезку и спокойно, методично опустошая бутылку «Бомбейского Сапфира». Все казалось растянутым и искаженным. Дом утратил ощущение собственного дома. Ноги как будто ей не принадлежали. Даже Джульетта казалась незнакомкой. Лидия пораньше отпустила ее домой, выключила весь свет в доме и стала напиваться.

Содержимое коричневого конверта было одновременно шокирующим и не особенно удивительным. Кое-какие документы из лондонской клиники по лечению бесплодия, подтверждавшие, что она была зачата путем искусственного оплодотворения с использованием спермы какого-то студента из Франции, чей род занятий был определен как «студент медицинского колледжа». Также в конверте находилась газетная статья, вырезанная «Вестерн Мейл». Это была история о женщине из Лланелли, которая в возрасте двадцати пяти лет обнаружила, что не только была зачата в клинике по лечению бесплодия при свете ослепительно-ярких галогенных ламп, но еще и имела четырех сводных сестер, живущих в пределах ста миль от нее. Лидия прищурилась и снова посмотрела на счастливую компанию. Они стояли, тесно обнявшись и прижимаясь щеками друг к другу. У всех были каштановые волосы и почти одинаковые мясистые носы. Они явно были сестрами.

Анонимный отправитель этой ошеломительной, но жизнеутверждающей информации приложил буклет веб-сайта под названием UK Donor Sibling Registry[11]. Взрослые люди, знавшие, что они появились на свет с помощью донорской спермы, и имевшие название клиники, где состоялась эта процедура, могли зарегистрироваться, пройти тестирование ДНК и связаться с детьми, зачатыми от той же донорской спермы. Иными словами, они могли познакомиться со своими братьями и сестрами.

Лидия никогда не удивлялась, почему у нее нет братьев или сестер. Это было очевидно. Ее мать умерла до того, как успела родить кого-то еще. Лидия была единственным ребенком и не могла представить себя, свою личность или свое детство каким-то иным образом.

Она с безнадежностью посмотрела на фотографию сестер из газетной вырезки и снова наполнила бокал. Лидия не пила джин с восемнадцати лет, с тех пор, как умер ее отец. С той минуты, когда он ушел, у нее появилось болезненное, саднящее ощущение в желудке, которое она пыталась обезболить. Запах прозрачного алкоголя, можжевеловые пары и слегка вяжущий, горьковатый привкус заставили ее снова почувствовать боль и безутешность восемнадцатилетней девушки, которую никто не любил.