Слова, которые исцеляют

У меня уже не было возраста, я не была человеком, я была всего лишь тем шумом: тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук… быстрый, как «раз, два, три» в детских играх, ритмичный, как колыбельная песня… Туктуктуктуктуктук… Откуда он шел? Главное узнать, откуда он исходил.

– Доктор, у меня болит голова.

Мне очень плохо, острая боль у основания черепа, острее, чем все, что я ощущала до этого. Грубые толчки разрывали мой череп.

Пронзительная боль. Волнение от избытка страдания. Корни, ужасно искривляющиеся, цепко хватающиеся за все в своих конвульсиях скелеты драконов, дохлых каракатиц, распространяющие, по мере того как они выходили наружу, несносный запах гнили.

– Доктор, я теряю рассудок! Я схожу с ума!

Я знала, что, если коснусь галлюцинации, мне придет конец. Я не должна была следовать тому импульсу, который звал меня к ней. Не следовало проникать на ту территорию. Я смогла бы жить и дальше, как безобидная калека, без того, чтобы меня упрятали в психушку. Теперь было слишком поздно, я углублялась в черное безумие, в опустошающее волнение.

– Доктор, помогите мне!

Голова раскалывается! Качается, качается…

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-та-ра-та-ра-та-ра-там-там-там…

Тук-тук-тук-тук. Шум здесь, совсем близко! Это единственная вещь, которая не относится к безумию, находится вне истерии. Я должна его найти. Я ДОЛЖНА ПОЙТИ К НЕМУ.

Я совсем маленький ребенок, очень маленькая девочка, которая еще с трудом ходит. Я гуляю в лесу с Нани и отцом. Мне нужно сделать «number one please». Нужно спрятаться, и Нани ведет меня за куст. Долго ищет подходящий. Сидя на корточках, я крепко держу заднюю часть панталон Petit-Bateau и смотрю на струйку жидкости, выходящую из меня и уходящую в землю между ногами, между моими красивыми новыми лаковыми туфельками. Интересно… Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук…

Шум за спиной. Я поворачиваю голову и вижу стоящего отца. Он держит перед одним глазом нечто странное, черное, какое-то железное животное с глазом на конце трубы. Это оно производит шум! Я не хочу, чтобы он видел меня, когда я делаю по-маленькому. Отец не должен видеть мою попку. Я встаю. Панталоны мешают мне идти. И все же я иду к отцу и бью его изо всех сил. Я бью его так сильно, как только могу. Я хочу причинить ему боль. Я хочу убить его!

Нани пытается оторвать меня от ног отца, которого я царапаю, которого я кусаю, которого я бью и который продолжает издеваться надо мной своим длинным круглым глазом. Тук-тук-тук-тук-тук… Я ненавижу этот глаз, эту трубу. Меня одолевает необычайное раздражение, невероятный гнев.

Наконец, отец и Нани заговаривают со мной. Они говорят мне какие-то слова, которых я не понимаю, и какие-то другие, которые я понимаю. «Сумасшедшая, дерзкая, злая, помешанная, невоспитанная! Это плохо, это стыдно! Ты не должна бить маму, ты не должна бить папу! Это очень плохо, это так стыдно! Ущербная, сумасшедшая! Некрасивая, нахальная, сумасшедшая. Стыдно, стыдно, стыдно. Плохо, плохо, плохо. Сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая». В конце концов я понимаю: то, что я сделала, скверно, ужасно, и вдруг мне стало стыдно самой себя.

Шум прекратился.

Тишина. Спокойствие. Глубокое спокойствие.

Я разоблачила галлюцинацию, я ее экзорцировала. Я была абсолютно, целиком и полностью уверена, что галлюцинация никогда больше не вернется.

Все вокруг плыло. И возвращалось очень издалека.

– Доктор, я нашла, все закончилось. Это была галлюцинация.

– Конечно, теперь сеанс окончен.

Когда я встала, то первый раз ощутила совершенство своего тела. Мышцы поддерживали мои движения исключительно легко. Кожа свободно скользила над ними. Я стояла на ногах, я была высокой, выше доктора. Я тихо и равномерно дышала, вдыхая ровно то количество воздуха, которого требовали мои легкие. Кости защищали сердце, беспрерывно качающее мою кровь. Таз был белой декоративной чашей, в которой внутренности занимали точно то пространство, которое им было нужно. Какая гармония! Ничего не болело, все было просто. Мои крепкие ноги вели меня к двери. Моя рука тянулась к руке доктора. Все это принадлежало мне, все прекрасно функционировало. Не пугало меня!

– До свидания, доктор.

– До свидания, мадам.

Мои глаза встретились с его глазами, и я уверена, что он увидел в них радость. Какое хорошее дело мы сделали вместе! Не так ли?

Он помог мне, помог родить саму себя. Я только что родилась. Я была новой!

Я вышла в глухой переулок. Все было как всегда, и все было по-другому. Мелкий дождь приятно, как пудра, падал на мои свежие розовые щеки. Затоптанные мостовые ласкали пятки ног под туфлями. Рыжее ночное парижское небо высилось надо мной, подобно шатру цыганского цирка. Я направлялась к шумной улице, к празднику.

Вдруг, когда я уже приближалась к концу глухого переулка, все стало еще легче, еще проще. Я была гибкой, подвижной. Мои плечи вдруг расслабились, освобождая шею и затылок, которые много лет были втиснуты в них так, что я уже забыла, каким приятным было мягкое веяние ветра по моим волосам на затылке. То, что находилось за моей спиной, так же мало пугало меня, как и то, что находилось впереди!