Слова сияния

Оружейники развернули ткань, открыв мерцающий серебристый клинок. Он был с выступами с обеих сторон, по центру бежал узор из вьющихся лоз. У ног оружейников, как выяснилось, лежал доспех, выкрашенный в оранжевый цвет, полученный от одного из воинов, которых Каладин помог победить.

Если он возьмет осколки, все изменится. Кэл тотчас же почувствовал себя больным, чуть ли не калекой. Он повернулся к Адолину:

– Я могу поступать с ними как пожелаю?

– Возьми их, – предложил Адолин, кивая. – Они твои.

– Уже нет, – возразил Каладин и указал на одного из членов Четвертого моста. – Моаш, забирай. Теперь ты осколочник.

Моаш побелел. Кэл напрягся. В прошлый раз… Он дернулся, когда Адолин схватил его за плечо, но случившаяся в армии Амарама трагедия не повторилась. Взамен Адолин выволок Каладина обратно в коридор и поднял руку, призывая мостовиков замолчать.

– Секундочку, – велел Адолин. – Никому не двигаться. – Потом, понизив голос, он прошипел Каладину: – Я. Даю тебе. Осколочный клинок. И осколочный доспех.

– Спасибо, Моаш найдет им хорошее применение. Он тренировался с Зайхелем.

– Я не давал их ему. Я отдал их тебе.

– Если они в самом деле мои, я могу поступать с ними как пожелаю. Или они на самом деле не мои?

– Да что с тобой такое?! – взорвался принц. – Это ведь мечта каждого солдата, темные у него глаза или светлые. Ты так озлобился? Или… или… – Адолин казался совершенно сбитым с толку.

– Я не озлобился, – тихонько проговорил Каладин. – Адолин, эти клинки убили слишком многих, кого я любил. Я не могу на них смотреть, не могу к ним прикасаться, не увидев кровь.

– Ты бы сделался светлоглазым. – Адолин перешел на шепот. – Даже если бы твои глаза не изменили цвет, ты бы им стал. Осколочникам немедленно присваивают четвертый дан. Ты мог бы вызвать Амарама на дуэль. Вся твоя жизнь изменилась бы.

– Не хочу, чтобы моя жизнь изменилась, благодаря тому, что я сделался светлоглазым. Я мечтаю, чтобы жизни таких, как я… какой я сейчас… стали другими. Этот подарок не предназначен мне. Я не пытаюсь тебя разозлить или еще чего-нибудь. Просто мне не нужен осколочный клинок.

– Убийца вернется. Мы оба это знаем. Я хочу, чтобы ты был с осколками и прикрыл мне спину.

– От меня будет больше пользы без них.

Адолин нахмурился.

– Позволь мне отдать осколки Моашу, – попросил Каладин. – Ты видел на арене, что я прекрасно справляюсь без клинка и доспеха. Если осколки будут у одного из моих лучших людей, мы сможем сразиться с ним втроем, а не вдвоем.

Адолин заглянул в комнату, потом перевел на Каладина скептический взгляд.

– Ты точно чокнутый, сам знаешь.

– Ну и пусть.

– Ладно, – согласился Адолин и решительным шагом вернулся в комнату. – Ты Моаш, верно? Похоже, эти осколки твои. Поздравляю. Теперь ты превосходишь по рангу девяносто процентов населения Алеткара. Выбери себе фамильное имя и попросись в один из Домов под знаменем Далинара – или можешь основать собственный, если пожелаешь.

Моаш посмотрел на Каладина, ожидая подтверждения. Тот кивнул.

Высокий мостовик пересек комнату и, протянув руку, коснулся осколочного клинка. Пробежался пальцами от острия до рукояти, потом с благоговением поднял клинок. Как и большинство таких мечей, он был огромным, но Моаш легко удерживал его одной рукой. Гелиодор, вставленный в навершие эфеса, полыхнул яркой вспышкой.

Моаш окинул взглядом Четвертый мост – море распахнутых глаз и безмолвных ртов. Вокруг него возникли спрены славы, кружащаяся масса из по меньшей мере двух дюжин сияющих сфер.

– Его глаза, – заметил Лопен, – разве они не должны измениться?

– Если это и случится, – ответил Адолин, – то, наверное, после того, как связь между человеком и клинком окрепнет. На это уходит неделя.

– Наденьте на меня доспех, – обратился Моаш к оружейникам с настойчивостью, словно боялся, что латы отнимут.

– Ну хватит уже! – воскликнул Камень, когда оружейники принялись за дело, и его голос наполнил комнату, точно угодивший в ловушку гром. – Мы должны устроить праздник! Великий капитан Каладин Благословенный Бурей и обитающий в темницах, ты сейчас пойдешь кушать мою похлебку. Ха! Я ее готовил все это время, пока ты сидел под замком.

Каладин позволил бывшим мостовикам вывести себя на солнечный свет, где ждала толпа солдат – включая мостовиков из других расчетов. Они разразились приветственными возгласами, и Каладин заметил, что поодаль стоит Далинар. Адолин направился к отцу, но великий князь Холин не сводил глаз с Каладина. Что означал его взгляд? Такой задумчивый. Кэл отвернулся, принимая поздравления мостовиков, кто-то жал ему руку, кто-то хлопал по спине.

– Камень, что ты сказал? – спросил Каладин. – Ты готовил похлебку каждый день, пока я сидел в тюрьме?

– Нет, – вмешался Тефт, почесывая бороду. – Этот рогоед, буря бы его побрала, готовил один и тот же котелок похлебки – держал его над огнем все эти недели. Не позволял пробовать и постоянно просыпался по ночам, чтобы помешать варево.

– Это праздничная похлебка, – заявил Камень, скрестив руки на груди. – Должна томиться долго.