Слова сияния

Предательство спренов мы чуем все время.

Наш разум — в их царстве. Тяжелое бремя.

И дарит лишь формы. А больше потребуй,

И не обойтись без умнейших из спренов.

Бессильны мы дать то, что людям подвластно:

Ведь мы — лишь бульон, а люди — их мясо.

«Песнь спренов» слушающих, строфа 9

Каладину снилось, что он был штормом.

Он предъявил права на всю землю и теперь проносился по ней волной очищающей ярости. Перед ним все размывалось и рушилось. Под покровом его темноты земля возрождалась.

Он парил, оживая молниями, вспышками его вдохновения. Дующие ветра были его голосом, гром — его сердцебиением. Он ошеломлял, преодолевал, затмевал и...

И он уже делал это прежде.

Понимание пришло к Каладину, как вода, просачивающаяся под дверь. Да. Этот сон снился ему прежде.

Он с усилием развернулся. Перед ним простерлось лицо, огромное, как вечность, мощь бури, сам Отец Штормов.

— СЫН ЧЕСТИ, — пророкотал голос, подобный ревущему ветру.

— Это правда! — прокричал Каладин в бурю. Он сам был ветром. Спреном. Каким-то образом он мог говорить. — Ты настоящий!

— ОНА ДОВЕРЯЕТ ТЕБЕ.

— Сил? — спросил Каладин. — Да, доверяет.

— ОНА НЕ ДОЛЖНА.

— Ты тот, кто запретил ей прийти ко мне? Ты тот, кто удерживает спренов?

— ТЫ УБЬЕШЬ ЕЕ. — Голос, такой глубокий, такой мощный, звучал печально. Скорбно. — ТЫ УБЬЕШЬ МОЕ ДИТЯ И ОСТАВИШЬ ЕЕ ТЕЛО НЕЧЕСТИВЫМ ЛЮДЯМ.

— Я не сделаю ничего подобного! — крикнул Каладин.

— ТЫ УЖЕ НАЧАЛ.

Шторм продолжался. Каладин увидел мир сверху. Корабли в защищенных бухтах, качающиеся на яростных волнах. Армии, сжавшиеся в долинах, готовящиеся к войне на местности, покрытой множеством холмов и гор. Огромное озеро, высохшее перед его прибытием, — вода ушла в отверстия в скале.

— Как я могу это предотвратить? — требовательно спросил Каладин. — Как я могу ее защитить?

— ТЫ ЧЕЛОВЕК, ТЫ СТАНЕШЬ ПРЕДАТЕЛЕМ.

— Нет, не стану!

— ТЫ ИЗМЕНИШЬСЯ. ЛЮДИ МЕНЯЮТСЯ. ВСЕ ЛЮДИ.

Континент оказался таким громадным. Столько людей, говорящих на языках, которых он не понимал, прячущихся в своих комнатах, своих пещерах, своих долинах.

— ДА, — сказал Отец Штормов. — ТАК ВСЕ И ЗАКОНЧИТСЯ.

— Что? — закричал Каладин ветру. — Что изменилось? Я чувствую...

— ОН ИДЕТ ЗА ТОБОЙ, МАЛЕНЬКИЙ ПРЕДАТЕЛЬ. МНЕ ЖАЛЬ.

Что-то выросло перед Каладином. Второй шторм, с красными молниями, такой огромный, что континент — даже весь мир — казался ничем в сравнении с ним. Все накрыла его тень.

— Я СОЖАЛЕЮ, — сказал Отец Штормов. — ОН ИДЕТ.

Каладин проснулся, его сердце колотилось в груди.

Он чуть не упал со стула. Где же он? Пик, королевский зал совета. Каладин присел на мгновение и...

Его лицо покраснело от смущения. Он задремал.

Адолин стоял рядом, разговаривая с Ренарином.

— Не уверен, выйдет ли что-то из этой встречи, но я рад, что отец на нее согласился. Я почти потерял надежду на то, что случится нечто подобное, учитывая, сколько времени понадобилось посланнику паршенди, чтобы прибыть к нам.

— Ты уверен, что тот, кого ты встретил, — женщина? — спросил Ренарин.

Он выглядел более расслабленно с тех пор, как окончательно установил связь с Клинком пару недель назад, и ему больше не требовалось носить его везде с собой.

— Женщина, Носитель Осколков?

— Паршенди довольно странные, — пожал плечами Адолин.

Он бросил взгляд на Каладина, и его губы сложились в ухмылку.

— Спишь на работе, мостовичок?

Рядом покачивалась протекающая ставня, вода просачивалась сквозь дерево. Навани и Далинар должны находиться в соседней комнате.

Короля не было.

— Его величество! — воскликнул Каладин, неуклюже вскочив на ноги.

— В уборной, мостовичок, — пояснил Адолин, кивнув на другую дверь. — Ты способен спать во время сверхшторма. Впечатляет. Почти так же сильно, как то, сколько слюней ты напустил, пока дремал.

Нет времени для насмешек. Этот сон... Каладин повернулся к балконной двери, часто дыша.

«Он идет...»

Каладин распахнул балконную дверь. Адолин закричал, Ренарин окликнул его, но Каладин не обратил на них внимания, встретившись с бурей.

Ветер все еще завывал, а дождь барабанил по каменному балкону с таким звуком, будто ломались сучья. Однако молнии прекратились, а ветер, хоть и интенсивный, и близко не был настолько сильным, чтобы выворачивать валуны или рушить стены. Шторм растратил большую часть своей силы.

Темнота. Ветер, ударяющий в него из глубин небытия. Каладин почувствовал себя так, словно стоял над самой Пустотой, Бездной, известной в старых песнях под именем Брэйз. Обиталище демонов и чудовищ. Он нерешительно шагнул вперед, в свет, лившийся на мокрый балкон из все еще открытой двери. Он нащупал перила — неповрежденную безопасную секцию — и вцепился в них холодными пальцами. Дождь бил по щекам, просачивался сквозь униформу, пробирался через ткань в поисках тепла.