Слова сияния

— Сейчас мы слабы, — проговорил Каладин, понизив голос. — Но если мы подыграем в этой ситуации какое-то время, защищая Холина, нас щедро вознаградят. Я смогу тренировать вас — тренировать по-настоящему — как солдат и офицеров. Кроме того, мы сможем обучить остальных. У нас никогда не получилось бы осуществить все это, будь мы всего лишь двумя десятками бывших мостовиков. Но что, если мы превратимся в высококвалифицированную наемную силу в тысячу солдат, экипированных лучшим снаряжением в военных лагерях? Если, на худой конец, нам придется покинуть лагеря, я бы предпочел сделать это в качестве сплоченной закаленной группы, которую нельзя игнорировать. Дайте мне год с нашей тысячей, и я смогу осуществить свой замысел.

— Вот такой план мне по душе, — сказал Моаш. — Мне удастся поучиться владению мечом?

— Мы все еще остаемся темноглазыми, Моаш.

— Только не ты, — проговорил Шрам с другой стороны. — Я видел твои глаза во время...

— Стоп! — воскликнул Каладин. Он глубоко вздохнул. — Прекрати. Нечего об этом болтать.

Шрам замолчал.

— Я собираюсь сделать вас офицерами, — сказал им Каладин. — Вы трое, а также Сигзил и Камень станете лейтенантами.

— Темноглазые лейтенанты? — спросил Шрам. Это звание обычно использовалось как эквивалент сержантов в обществе, состоящем из одних светлоглазых.

— Далинар сделал меня капитаном, — ответил Каладин. — Самое высокое звание, которое, по его словам, он осмелился присвоить темноглазому. Что ж, мне необходимо придумать целую командную систему для тысячи человек, и нам понадобится что-то между сержантом и капитаном. Поэтому я назначаю вас пятерых лейтенантами. Думаю, Далинар позволит, чтобы это сошло мне с рук. Мы назначим мастер-сержантов, если будет нужно еще одно звание. Камень будет интендантом и ответственным за еду для всей тысячи. Я назначу Лоупена его заместителем. Тефт, ты руководишь обучением. Сигзил будет нашим писцом. Он единственный, кто умеет читать глифы. Моаш и Шрам...

Каладин посмотрел на двух мужчин. Один низкий, другой высокий, они двигались одинаково, плавной походкой, опасные, всегда с копьями на плечах. Они никогда не расставались с ними. Из всех людей Четвертого моста, которых он тренировал, только эти двое понимали его инстинктивно. Они были убийцами.

Как и сам Каладин.

— Мы трое, — сказал им Каладин, — должны сосредоточиться на охране Далинара Холина. Я хочу, чтобы всегда, когда это возможно, один из нас троих охранял его лично. Часто один из двух оставшихся будет присматривать за его сыновьями, но не ошибитесь, именно Терновника мы должны сохранить живым. Любой ценой. Он — наша единственная гарантия свободы для Четвертого моста.

Все кивнули.

— Хорошо, — продолжил Каладин. — Пойдем к остальным. Теперь пришло время миру увидеть вас такими, какими вижу я. 

* * *

По общему соглашению, Хоббер сел первым, чтобы сделать татуировку. Этот щербатый мужчина одним из первых поверил в Каладина. Каладин помнил тот день: выдохшийся после бега с мостом, он хотел просто лечь и смотреть в никуда. Вместо этого он решил спасти Хоббера, не дать ему умереть. В тот день Каладин спас и самого себя.

Остальные мужчины Четвертого моста стояли вокруг Хоббера в палатке и молча наблюдали, как татуировщица аккуратно работала над его лбом, покрывая шрамы от метки раба глифами, нарисованными Каладином. Раз за разом Хоббер морщился от причиняемой боли, но не переставал ухмыляться.

Каладин слышал, что шрамы можно скрыть татуировкой, и оказалось, что это действительно работало. Стоило вколоть чернила — глиф притягивал глаз, и уже не скажешь, что под ним шрам.

Как только работа была закончена, татуировщица поднесла зеркало, чтобы Хоббер мог взглянуть на себя. Мостовик нерешительно дотронулся до лба. Кожа покраснела от уколов иголок, но черная татуировка идеально скрывала рабское клеймо.

— Что она обозначает? — тихо спросил Хоббер со слезами на глазах.

— Свобода, — ответил Сигзил, прежде чем Каладин успел вставить хоть слово. — Этот глиф означает «свобода».

— Меньшие по размеру над ним, — произнес Каладин, — дата, когда тебя освободили, и имя того, кто это сделал. Даже если ты потеряешь приказ о своем освобождении, любой, кто попытается лишить тебя свободы за побег, легко отыщет доказательство, что ты не раб. Они смогут обратиться к писцам Далинара Холина, у которых хранится копия твоего приказа.

Хоббер кивнул.

— Все хорошо, но этого недостаточно. Добавьте к татуировке «Четвертый мост». «Свобода, Четвертый мост».

— Ты подразумеваешь, что тебя освободили из Четвертого моста?

— Нет, сэр. Меня освободили не из Четвертого моста. Меня освободил он сам. Я не променяю время, проведенное в нем, ни на что другое.

Бред. Четвертый мост олицетворял смерть — множество мужчин погибло во время переноски проклятого моста. Даже после того, как Каладин решил спасти людей, он потерял слишком многих. Хоббер был бы глупцом, не воспользовавшись возможностью улизнуть.