Слова сияния

— Они говорят, что ты мудра и опытна. Заставляет задуматься о том, уж не забыли ли они, кем ты была раньше — как ты опрометчиво сбежала в дикие места, не думая о своем народе, в то время как я осталась дома и запоминала песни. В какой момент все стали считать тебя ответственной?

«Все дело в этой проклятой униформе», — подумала Эшонай, вставая.

— Почему ты не рассказывала нам о своих исследованиях? Ты позволила мне верить, что изучала открытие формы искусства или посреднической формы. Но ты искала одну из форм древних сил.

— Разве есть разница?

— Да. Огромная разница, Венли. Я люблю тебя, но твои амбиции меня пугают.

— Ты мне не доверяешь, — ответила Венли в ритме предательства.

Предательство. Эту песню пели редко. Эшонай стало так больно, что она вздрогнула.

— Мы увидим, что делает новая форма, — сказала Эшонай, поднимая карты и драгоценный камень с пойманным спреном. — А потом поговорим. Я просто хочу быть осторожной.

— Ты хочешь все сделать сама, — сказала Венли с раздражением. — Ты всегда хочешь быть первой. Но достаточно. Дело сделано. Пойдем, я должна обучить тебя надлежащему настрою, чтобы форма заработала. А затем мы выберем сверхшторм для трансформации.

Эшонай кивнула. Она пройдет обучение. Тем временем ей нужно все обдумать. Возможно, есть другой путь. Если бы она смогла заставить алети выслушать ее, найти Далинара Холина, договориться о мире...

Может быть, тогда ничего и не понадобится.

ЧАСТЬ 2. Приближение ветров

ГЛАВА 13. Событие дня

Форма войны для власти и битв,

Богами дана, чтобы убить.

Для жизни важна, но тайной ей быть.

Воля позволит ее получить.

«Песнь перечислений» слушающих, строфа 15

Грохоча и подпрыгивая на кочках, повозка катилась по каменистой земле. Шаллан устроилась на жестком сидении рядом с Блутом, одним из громил, работающих на Твлаква. Он управлял чуллой, тянущей повозку, и был не особенно разговорчив, хотя, когда думал, что она не смотрела, изучал ее глазами, похожими на бусины из темного стекла.

Было холодно. Ей хотелось, чтобы погода изменилась и наступила весна или даже лето, хотя бы на время. В месте, печально известном своими постоянными холодами, такое вряд ли случится. Ноги от колен и до самых пят Шаллан закутала в импровизированное покрывало, сделанное из подкладки сундука Джасны. Оно не только защищало от холода, но также скрывало ее изодранную юбку.

Шаллан пыталась отвлечься, изучая окрестности. Флора здесь, в южной части Замерзших земель, оказалась совершенно незнакомой. С подветренной стороны скал пробивались островки травы с короткими и колючими стеблями, а не длинными и колышущимися. Камнепочки никогда не вырастали больше, чем с кулак, и ни разу не открывались полностью, даже когда Шаллан попыталась полить одну из них водой. Их лозы, ленивые и медлительные, как будто онемели от холода. Также в трещинах и по склонам росли маленькие хилые кусты. Их ломкие ветви царапали бока повозки, а крошечные зеленые листья размером с капли дождя сворачивались и втягивались в стебли.

Кусты росли в изобилии, распространившись везде, где нашлась точка опоры. Когда повозка катилась мимо одного особенно высокого их скопления, Шаллан протянула руку и отломила веточку. Та оказалась трубчатой, с полой серединой, и шершавой, как песок.

— Они слишком хрупкие, чтобы выдержать сверхшторм. Как же эти растения выживают?

Блут хмыкнул.

— Считается общепринятым, — проговорила Шаллан, — вовлекать попутчика в занимательный диалог, интересный обеим сторонам.

— Я бы так и поступил, — ответил он мрачно, — если бы, провались все в Бездну, знал, что означает хотя бы половина ваших слов.

Шаллан вздрогнула. Честно говоря, она не ожидала ответа.

— Тогда мы с тобой на равных, — произнесла она, — поскольку ты используешь много слов, которых не знаю я. Признаюсь, мне кажется, что большинство из них — ругательства...

Шаллан хотела развеселить Блута, но он только помрачнел еще больше.

— Вы думаете, что я такой же тупой, как эта ветка.

«Прекрати оскорблять мою ветку».

Непрошеные слова явились на ум и почти уже сорвались с губ. Шаллан следовало придерживать язычок, учитывая свое воспитание. Но свобода — без страха, что за каждой закрытой дверью маячит отец, — сильно ослабила ее самообладание.

На сей раз она подавила колкость.

— Глупость — следствие окружения, — сказала девушка.

— Хотите сказать, что я глуп, потому что так воспитан?

— Нет. Я говорю, что каждый человек ведет себя глупо в некоторых ситуациях. Когда мой корабль разбился, я оказалась на берегу, но не смогла разжечь костер, чтобы согреться. Назвал бы ты меня глупой?

Блут бросил на нее взгляд, но промолчал. Возможно, для темноглазого такой вопрос прозвучал как ловушка.