— Я должен защищать Далинара, — сказал Каладин, не обращая внимания на ее жалобы. — Не только его, но и его семью, может быть, самого короля. Но мне не удалось предотвратить вторжение в покои Далинара.
Он все еще не мог понять, как кому-то удалось туда проникнуть. Разве только это был не человек.
— Могли ли спрены нарисовать те глифы на стене?
Однажды Сил принесла листок. У нее была какая-то физическая форма, просто не очень сильная.
— Я не знаю, — сказала она, глядя в сторону. — Я видела...
— Что?
— Спренов, похожих на красную молнию, — тихо ответила Сил. — Опасные спрены. Не видела таких прежде. Иногда я их замечаю, издалека. Спрены шторма? Грядет что-то опасное. И в этом глифы правы.
Каладин некоторое время обдумывал услышанное, а затем остановился и посмотрел на нее.
— Сил, есть ли другие, подобные мне?
Ее лицо стало глубоко задумчивым.
— О.
— О?
— О, это хороший вопрос.
— Значит, ты ожидала его?
— Да, что-то вроде.
— Таким образом, у тебя было много времени, чтобы придумать достойный ответ, — сказал Каладин, скрестив руки на груди и прислонившись к стене, где было посуше. — Остается только гадать, что ты придумала: основательное разъяснение или убедительную ложь.
— Ложь? — ошеломленно переспросила Сил. — Каладин! Я тебе не криптик какой-нибудь!
— А что такое криптик?
Сил, все еще сидя, словно на стуле, выпрямилась и вскинула голову.
— На самом деле я... На самом деле я понятия не имею. Фух.
— Сил...
— Я серьезно, Каладин! Я не знаю. Я не помню.
Она схватилась за волосы, по одной белой полупрозрачной пряди в каждую руку, и потянула в стороны. Он нахмурился и указал на нее.
— Это...
— Я видела, как женщина на рынке так делала, — пояснила Сил, снова дернув себя за волосы. — Означает, что я расстроена. Думаю, это должно причинять боль. Стало быть... ой? Как бы там ни было, не то чтобы я не хочу говорить тебе о том, что мне известно. Я хочу! Просто... Я не знаю, что я знаю.
— Что за бессмыслица.
— Ну так вообрази, насколько обескураживает, когда чувствуешь что-то подобное!
Каладин вздохнул и пошел дальше по ущелью, минуя лужи стоячей воды, заполненные мусором. Вдоль одной из стен ущелья расположилась россыпь чахлых камнепочек. Вероятно, здесь на них попадает не слишком много света.
Он глубоко вдохнул ароматы буйной жизни. Мох и плесень. Большинство тел здесь были лишь костями, хотя Каладин и держался подальше от одного участка земли, где копошились красные точки спренов гниения. Прямо рядом с ним группа оборцветов выпустила в воздух свои тонкие веерообразные листья, и спрены гниения танцевали с зелеными крапинками спренов жизни. Здесь, в ущелье, жизнь и смерть обменялись рукопожатием.
Каладин исследовал некоторые из боковых проходов ущелья. Странно чувствовать, что эта область ему не знакома; ущелья, прилегающие к лагерю Садеаса, он изучил лучше, чем сам лагерь. По мере того, как мостовик продвигался, ущелье становилось все глубже, раскрываясь множеством ответвлений. Каладин сделал несколько пометок на стене.
Повернув на одной из развилок, он обнаружил открытую круглую площадку, на которой было мало мусора. Запомнив ее, Каладин вернулся и оставил на стене еще одну отметку, прежде чем выбрать очередной проход. В итоге они оказались в еще одном месте, где ущелье расширялось, образуя вместительное пространство.
— Приходить сюда было опасно, — сказала Сил.
— В ущелья? — спросил Каладин. — В такой близости от лагеря не встречаются скальные демоны.
— Нет. Я имела в виду для меня, входить в ваш мир прежде, чем я нашла тебя. Это было опасно.
— А где ты находилась раньше?
— В другом месте. Там много спренов. Не могу как следует вспомнить... Там были огни в воздухе. Живые огни.
— Как спрены жизни?
— И да, и нет. Мое появление в этом мире означало риск умереть. Без тебя, без разума, рожденного в вашей реальности, я не могла думать. Оставаясь в одиночестве, я была просто еще одним спреном ветра.
— Но ты же не спрен ветра, — сказал Каладин, опустившись на колени около большой лужи с водой. — Ты спрен чести.
— Да, — ответила Сил.
Каладин сжал пальцы вокруг сферы, погрузив похожее на пещеру место в полутьму. Наверху день, но узкая полоска неба казалась далекой, недостижимой.
Груды принесенного наводнением мусора погрузились в тени, которые почти вернули им плоть. Кучи костей приобрели очертания вялых рук, высоко нагроможденных трупов. В какой-то момент на Каладина нахлынули воспоминания. Вопя во весь голос, он бежит на выстроившихся лучников паршенди. Его друзья умирают на бесплодных плато, бьются в конвульсиях в собственной крови.
Грохот копыт по камню. Неуместное пение на чужом языке. Крики людей, как светлоглазых, так и темноглазых. Мир, которому совсем нет дела до мостовиков. Они — мусор. Жертвы, которые будут сброшены в ущелья и унесены очистительными наводнениями.