Слова сияния

– М-м-м... – прогудел Узор. – Ты не можешь поддерживать ложь все время. Только в самом важном.

Шаллан коснулась лица и поняла, что на глазах выступили слезы. Из-за Джасны. Она избегала скорби, поместив ее в коробочку и спрятав подальше.

Как только девушка почувствовала, что больше не может не горевать по Джасне, сверху навалилась еще одна скорбь. Она казалась незначительной по сравнению со смертью принцессы, но угрожала расстроить Шаллан не меньше, а даже больше.

– Мои наброски... – прошептала она. – Все пропало.

– Да, – печально согласился Узор.

– Все рисунки, которые я хранила. Мои братья, отец, мама...

Все кануло в морские глубины, включая наброски животных и ее размышления об их связях, биологии и повадках. Пропало. Все до последнего листа.

Мир не перестал существовать без глупых рисунков небоугрей. Но Шаллан чувствовала, что все равно ничего хуже случиться не могло.

– Ты нарисуешь еще, – прошептал Узор.

– Я не хочу.

Шаллан сморгнула слезы.

– Я не перестану вибрировать. Ветер не перестанет дуть. Ты не перестанешь рисовать.

Шаллан провела пальцами по портрету Джасны. Глаза женщины светились, казались почти живыми – первый рисунок Шаллан, на котором она изобразила Джасну в день их встречи.

– Сломанный преобразователь лежал в моих вещах. Теперь он затерялся на дне океана. Я не смогу починить его и отправить братьям.

Узор загудел, как ей показалось, сердито.

– Кто они? – спросила Шаллан. – Те, что совершили такое, убили ее и лишили меня моего искусства. Почему они совершают такие ужасные вещи?

– Я не знаю.

– Но ты уверен, что Джасна права? – проговорила Шаллан. – Несущие Пустоту вернутся?

– Да. Спрены... его спрены. Они идут.

– Те люди убили Джасну, – проговорила Шаллан. – Они, возможно, принадлежали к той же группе, что и Кабзал и... и мой отец. Зачем им лишать жизни человека, ближе всех подошедшего к пониманию того, как и зачем вернутся Несущие Пустоту?

– Я...

Он запнулся.

– Мне не следовало спрашивать, – сказала Шаллан. – Я уже знаю ответ, и он очень человеческий. Те люди пытаются держать знание под контролем, чтобы извлечь из него прибыль. Прибыль из самого апокалипсиса. Мы позаботимся, чтобы этого не произошло.

Она опустила портрет Джасны и поместила его между страниц книги, чтобы тот не помялся.

Свиток с фехтовальными стойками

Глава 14. Стойка железа

Партнерская форма – роль для любви,

Утехи полна, жизнь возвестит.

Ступивший на путь, заботой живи.

Сочувствием можно ее обрести.

«Песнь перечислений» слушающих, строфа 5

– Сколько времени прошло... – произнес Адолин, сидя на коленях и держа перед собой свой Клинок, кончик которого на несколько дюймов вошел в каменный пол.

Принц был один. Только он и его меч, в одной из этих новых подготовительных комнат, построенных вокруг дуэльной арены.

– Я помню, как выиграл тебя, – прошептал Адолин, глядя на свое отражение в лезвии. – Никто не воспринимал меня всерьез. Щеголь в роскошных тряпках. Тиналар хотел меня победить, чтобы позлить отца, но лишился своего Клинка.

Если бы Адолин проиграл, ему пришлось бы отдать Тиналару свои Доспехи, перешедшие к нему от семьи матери.

Адолин никогда не давал своему Клинку имя. Кто-то это делал, кто-то – нет. Принц никогда не считал подобное уместным. Нет, он не думал, что Клинок не заслуживает имени. Просто не знал, какое имя будет подходящим. Давным-давно оружие принадлежало одному из Сияющих рыцарей. Тот человек, несомненно, как-то его назвал. Давать оружию другое имя казалось слишком самонадеянным. Адолин думал точно так же еще до того, как решил благожелательно относиться к Сияющим, как и отец.

Клинок никуда не денется после смерти Адолина. Он им не владел. Лишь одолжил на время.

Меч с аскетично гладкой поверхностью был длинным и извилистым, как угорь, с выступами у рукояти, похожими на растущие кристаллы. По форме подобный стандартному полуторнику, Клинок немного походил на огромные двуручники, которые Адолин видел у рогоедов.

– Настоящая дуэль, – прошептал Адолин Клинку. – С настоящими ставками. Наконец-то. Больше не нужно ходить вокруг да около, больше не нужно себя ограничивать.

Клинок Осколков не ответил, однако Адолин представил, что тот его слушал. Нельзя использовать оружие, подобное этому, оружие, которое, казалось бы, является продолжением самой души, и не чувствовать время от времени, что оно живое.

– Я со всеми разговариваю так уверенно, – сказал Адолин, – потому что они на меня полагаются. Но если сегодня я проиграю, это будет конец. Больше никаких дуэлей, а следовательно, серьезное затруднение в грандиозном плане отца.

Снаружи доносились голоса людей. Топот ног, шум болтовни. Скрежет по камню. Они пришли. Пришли посмотреть на его победу или унижение.