Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке

Геронда, зачем в греческой грамматике упразднили ударения[221]?

– Сейчас, как люди не могут ничего потерпеть и всем швыряются, так и буквы не могут ничего потерпеть – ни острых, ни облечённых ударений! Буквы стали похожи на людей: они скачут во весь опор и не ставят за собой даже точки.

На каком же языке пишут некоторые! В одном современном переводе Нового Завета я прочитал: «Я позвал своего сына из Египта»[222]. Брат ты мой, да разве так можно! Священное не отделяется от несвященного. Они пишут так якобы для того, чтобы «выровнять» язык, привести его к единообразию. Но какой человек, будь он даже из самой глухой деревни, не понял бы, что значит из Египта воззва́х Сы́на Моего́?. А однажды на Святой Горе во время чтения в трапезной какого-то святого отца в переводе на новогреческий я услышал, что слова «хлеб», «вино», «Божественное Причащение» были заменены на современные приземлённые словечки, употребляющиеся в расхожем быту. Но такие слова не годятся для передачи священных понятий! Разве можно? Кто из греков не знает, что такое «а́ртос» и «и́нос»[223]?

– Геронда, говорят, что греческий шрифт собираются заменить на латинский.

– Не волнуйся, этого не произойдёт. Не пройдёт у них этот номер. К счастью, Бог извлекает добро даже из кривого и злого. А иначе мы бы пропали. Предание, язык не погибли даже в то время, когда все письменные памятники были рукописными, когда не было ни ксероксов, ни иных технических приспособлений. Так что же, разве они погибнут сейчас, когда появилось столько технических средств? Нет, предание и язык не погибнут – как бы ни старались их погубить. Посмотрите на греков-переселенцев из России – как они сохранили свои обычаи! Они знали понтийский язык, и это им помогло. Таким образом они сохранили у себя предание. Но они уехали из России, чтобы найти свободу, несмотря на то что какая-то малая свобода была дана им и там, в России. Если бы они не уехали, то жили бы как птичка, которую выпустили из клетки и оставили свободно летать по комнате. Разве в комнате эта птичка не тосковала бы? А представьте, каково было несчастным понтийцам раньше!

Есть и такие, кто хочет создать новый язык. Однако греческий язык имеет «язык» от огненных языков Святой Пятидесятницы[224]. Никакой другой язык не может передать догматы нашей веры. А поэтому, по Промыслу Божию, Ветхий Завет был переведён семьюдесятью толковниками на греческий язык и Евангелие тоже было написано на греческом. Если кто-то, не зная древнегреческого языка, занимается догматикой, то он может впасть в заблуждение. А мы убрали древнегреческий язык из школьной программы! Пройдёт ещё немного времени, и в наши университеты станут приезжать немцы, чтобы учить нас древнегреческому. Тогда, став сперва посмешищем, наши интеллигенты по достоинству оценят значение древнегреческого языка и скажут: «Гляди-ка, значит, не зря Церковь сохранила древнегреческий!»

Наш православный народ стремятся уничтожить. Понимаете, что это значит? Быть сегодня православным народом – это великое дело. Прежде у нас была философия. Святая Екатерина заградила уста философов, основываясь на философии[225]. Философы приуготовили дорогу для христианства. Евангелие было написано на греческом языке и распространено в мире. Потом греки просветили славян. То, что существует Эллада, некоторым очень мешает. «Она, – говорят эти люди, – наносит нам вред. Нужно её уничтожить».

Проблемы образования

– Геронда, Вы часто говорите, что сегодня всё стремятся разложить. И систему образования тоже?

– Да. Разве вы не видите, что происходит? Разве это школы? Разве то, что преподают сегодня детям, это наш язык? Разве это наша история? Ну а в богословии, можно подумать, дела обстоят лучше? Безбожнику с богословским дипломом разрешают преподавать Закон Божий. Но при этом не проверяют, чему он учит детей – Закону Божию или безбожию. «Уволить его, – говорят те, кто за это отвечает, – мы не можем». А вот если филолог захочет преподавать математику, разрешат ли ему это?

А другой выпускник богословского факультета не разрешает людям причащаться, чтобы они не заразились СПИДом. Это «богослов» из тех, кто поступил на богословский факультет не по призванию, а «по разнарядке» компьютера. Такое знание – это не знание Бога. «Приступило дитя к священным наукам», – говорили в старину, потому что ученье было тогда священным делом. А сейчас видишь, как профессор богословия не верует в Бога, хулит перед студентами пророков, но от преподавания его не отстраняют. Но, господин хороший, что ты забыл на богословском факультете? Каких богословов ты вырастишь?