– Вам всё готовое подавай. Что значит убирать своё «я»? Когда я убираю своё «я»? Как нам изгнать своё «я» из нашей любви? Как нам очистить нашу любовь? Насколько я не беру себя в расчёт, настолько я изгоняю своё «я». И, отсекая нашу волю, нашу слабость, наш покой, мы тоже удаляем своё «я». Благодаря послушанию и молчанию из нашей самости исчезает многое. Когда наша любовь бескорыстна, мы тоже изгоняем своё «я», но в нашей любви должна быть также и жертва. Вам понятно это? Например, какая-то монахиня хочет сходить к матушке-игуменье и видит, что другая сестра тоже хочет к ней зайти. Если первая сразу же уступит сестре свою очередь, даже зная, что особых проблем у сестры нет, то у неё есть послушание, жертвенность и тому подобное. И когда она от всего сердца уступит своё место другой и с матушкой не поговорит, то с ней будет говорить Сам Христос. Однако она должна осознать, что это необходимо, должна сделать это потому, что так подсказало ей сердце, а не просто потому, что «так говорят святые отцы». Так она приемлет двойную благодать Божию. И в этом случае одна сестра получает духовную помощь по-человечески, другая же получает помощь образом Божественным, непосредственно от Христа.
Понаблюдайте и за теми мирскими людьми, которые проявляют такую жертвенность, какой нет даже у монахов. Я замечаю, что в миру, несмотря на то что люди могут не веровать, иметь слабости и страсти, они – Бог так устраивает – имеют мягкое сердце. Они видят нуждающегося и, пусть он даже им не знаком, оказывают ему помощь. Многие люди, не верующие даже в то, что есть рай, увидев какую-то опасность, бегут предупредить зло, спешат погибнуть сами, чтобы другие остались в живых, торопятся раздать другим своё имущество. Много лет назад на одном заводе рабочего зацепило и стало затягивать в станок. Несмотря на то что вокруг было множество мужчин, спасать его бросилась женщина. Мужчины, «отважные» такие, стояли, глядели. А она вытащила его из станка, но саму её зацепило за платье, закрутило в станок, и она погибла. Мученица! Это великое дело!
О себе такие люди не думают: они выбрасывают из себя своё «я». И, когда они выбрасывают его вон, в них бросается Христос.
Глава третья. О том, что отвага рождается от доверия Богу
В отваге нет варварства
Подвиги совершают не те, кто ростом велик, а те, в ком есть отвага, широкое сердце и решимость пожертвовать собой. И на войне те, в ком есть отвага, имеют и доброту и не убивают других, потому что в отваге нет варварства. Такие люди стреляют не во врага, а вокруг него и вынуждают его сдаться. Добрый предпочитает быть убитым, нежели убивать. Человек, настроенный таким образом, приемлет Божественные силы. Люди же злые трусливы и малодушны, свой страх они прикрывают наглостью, боятся и самих себя, и других и потому от страха стреляют без остановки. Когда я проходил военную службу во время гражданской войны, мы как-то раз зашли в одну деревню. «Здесь никого из бандитов нет, – сказали нам местные жители, – все ушли. Осталась только одна сумасшедшая». Один из наших издали увидел эту женщину и из ручного пулемёта выпустил по ней две очереди. «Что я вам сделала?» – вскрикнула несчастная и упала на землю.
– Он от страха это сделал?
– Да, от страха. Люди такого склада ищут для себя лёгкие решения. «Врага лучше прикончить», – говорят они, чтобы уже не сомневаться. Человек менее трусливый будет и менее злым. Он будет стараться вывести врага из строя, например, повредить ему руку или ногу, но убивать его не будет.
Мужество, отвага – это одно, а злобность, уголовщина – совсем другое. Брать врагов в плен для того, чтобы перерезать им горло, – это не мужество. Настоящим мужеством будет схватить врага, сломать ему винтовку и отпустить его на свободу. Мой отец так и делал. Когда он ловил четов[167]
, совершавших набеги на Фарасы, он отбирал у них винтовки, ломал их и говорил: «Вы бабы, а не мужчины». После этого он отпускал их на свободу. А однажды он оделся богатой турчанкой, пришёл в их стан и спросил главаря. Заранее он договорился со своими парнями, чтобы те начинали атаку сразу, как только услышат условный сигнал. Когда четы провели его к главарю, отец сказал ему: «Пусть твои мужчины выйдут и оставят нас вдвоём». Как только они остались один на один, мой отец выхватил у главаря винтовку, переломил её и сказал разбойнику: «Теперь ты баба, а я – Эзнепидис!»[168] Тут он дал условный сигнал, налетели его молодцы и выгнали четов из деревни.