Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга восьмая. Январь, февраль

Веселия днесь Давид исполняется Божественный, Иосиф же хваление со Иаковом приносит: венец бо сродством Христовым приемше радуются, и неизреченно на земли рождшагося воспевают: Щедре, спасай Тебе чтущия!

Кондак в Неделю по Рождестве Христовом

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Православная Церковь празднует память праведных Давида царя, Иосифа Обручника и Иакова, брата Господня. Первый из них – предок Господа Иисуса Христа по плоти, второй – Его названый отец, а третий – сводный брат Его.

Жизнь святого царя, пророка и псалмопевца Давида (1001-965 до Р. Х.) дает нам удивительные примеры помощи Бога, упования на Него и истинного покаяния, способного изгладить даже самые страшные прегрешения.

По происхождению Давид был не царского рода. На царство избрал его Сам Господь, возвестив об этом устами пророка Самуила, который и помазал тогда еще совсем юного Давида, самого младшего из восьми сыновей старейшины Иессея. Многие юноши на месте Давида возгордились бы подобным Божественным избранием и, даже если бы и не могли открыто заявить о нем всем вокруг, начали бы, по крайней мере, требовать к себе особого отношения в родительской семье. И такое особое отношение действительно могло бы быть ими получено даже в строго патриархальном ветхозаветном обществе: ведь избраны они были не кем-нибудь, а Самим Богом Израилевым! Однако в Священном Писании мы не находим и намека на подобное поведение со стороны Давида. Он продолжал, как и раньше, оставаться младшим послушным сыном своей семьи, продолжал пасти овец и коз своего отца. Поистине Бог смотрит не так, как смотрит человек; ибо человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце (1 Цар. 16, 7).

Вскоре после того, как произошло тайное помазание юного Давида на царство, на народ израильский пошли войной соседи – филистимляне-язычники. Два войска – израильское и филистимское – встали друг против друга по две стороны узкой долины.

В те далекие времена существовал обычай начинать битву с поединка двух самых сильных воинов с той и другой стороны. Такой поединок воспринимался как Божественный суд: считалось, что Небеса на стороне того из противников, чей воин одержит победу. Поэтому нередко по окончании поединка воинов одна из сторон признавала себя побежденной, и ненужного кровопролития не происходило. Если же битва все-таки имела место, то победу в ней, как правило, все равно одерживало войско воина-победителя, так как противник оказывался уже в значительной степени деморализован. Зная это, нетрудно представить, с какой тщательностью отбирались воины для начального поединка и с каким волнением следили их товарищи за схваткой.

На этот раз со стороны филистимлян выступил вперед настоящий великан: воин по имени Голиаф, ростом более двух метров. Голиаф, понимая, какое впечатление он производит на врагов, принялся громко насмехаться над израильтянами: Зачем вышли вы воевать? Не Филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне; если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами и будете служить нам! (1 Цар. 17, 8–9).

Израильтяне находились в замешательстве. Они понимали, что среди них нет никого равного по силе Голиафу.

В это время в стане израильтян находился юный Давид. Его не взяли в войско по причине молодости, и воевать пошли его старшие братья; в этот день отец послал Давида проведать братьев и отнести им испеченных матерью лепешек.

Услышав похвальбу и угрозы филистимлянина, мальчик исполнился праведного гнева. Неужели Господь попустит, чтобы враги захватили Израильское царство?

Ведомый Самим Господом и своим упованием на Него, Давид отправился к царю Саулу, прося позволить ему сразиться с Голиафом. Конечно, со стороны подобная просьба неопытного мальчика могла показаться неразумной. Но царь находился в отчаянии: вот уже сорок дней никто из израильских воинов не решался выйти на битву с Голиафом, чтобы тем самым принять на себя ответственность за будущее родины. Кроме того, в том, как горячо и уверенно говорил Давид, было нечто необычное: царь чувствовал, что этот мальчик может быть послан Богом. В конце концов Саул дал свое согласие.