Слова, живущие во времени. Статьи и эссе

Роман мог бы называться «Война и мир», если бы это название не было бы навсегда закреплено за другим произведением. «Война и мир» лучше бы выразило пафос книги Муберга, чем ироническое заглавие, которое получил роман. Через проникновенные описания пейзажа и повседневной жизни географического района, который, чувствуется, живет в душе писателя, мы постигаем принципиальную разницу между двумя глобальными понятиями — Война и Мир. Они перестают быть туманными абстракциями и становятся повседневностью, голодом и кровью. Чувствуется, что писатель знает стратегию того времени, способы применения оружия, разновидности ранений, примитивное лекарское искусство мастера Симона из лагеря наемников, одного из многих, кто сменил сторону или «отечество» в ходе нескончаемой войны. Его циничное равнодушие к «точке зрения» как раз отражает, что широким слоям полностью чужда борьба за власть, от которой ему и ему подобным только вред: полная бессмысленность войны в тот период, который скандинавская историческая литература учит нас считать героическим, и, конечно, в пользу Густава Эрикссона (Густава Первого, Вазы). Немногословные и совершенно бессмысленные разговоры между военным врачом и его пациентом Лассе с многочисленными прозвищами рисуют картину времени, замешательства, простых и в высшей степени частных конфликтов среди обычных людей. Аналогичные разговоры ведутся между священником Николаусом и его другом монахом Симоном на интеллектуальном уровне. Монах побывал во многих странах и за долгие годы пережил войну, грех и отчаяние. Он покорил многих женщин, пока его не подверг пытке один из немецких князей: чтобы заставить его говорить, ему горячими щипцами прижгли мошонку. Священник же, совершив одну-единственную «ошибку», терзает свою плоть в знак раскаяния: спит в рубище из свиной щетины и молится, чтобы католический бог, в которого не очень-то верят в грешном Риме, где одним из вернейших источников дохода папского престола являются публичные дома, ниспослал ему немилосердное наказание. Глубоко уважая своего кающегося друга, опытный странствующий монах умалчивает о самых неприглядных сторонах жизни в Священном городе. Из разговоров этих двух — в отблеске дальних и ближних пожаров — встает картина Мира и Смоланда. Они открывают перспективу, озаренную гениальным описанием истории. Они — одни из самых сильных в романе. Вильхельм Муберг здесь блестяще описывает и анализирует. Эти диалоги взаимосвязаны друг с другом; одновременно они призваны придать самому действию музыкальный ритм, играющий большую роль: они подобны паузам, способствующим развитию сюжета. То же относится и к поэтическим партиям; может быть, они просты, но некоторым из них в огромном творческом наследии Муберга нет равных. Смена тона и ритма, лаконичных, как в сагах, сообщений о фактах и сдержанных взрывов подавленного пафоса в целом делает «Страну предателей» вершиной современной скандинавской прозы.

Построение романа традиционно. Да, но в лучшем смысле этого слова. Оно крайне необычно в рамках традиции, которая допускает необычные эксперименты. В двух коротких заключительных главах — «Голос предателя» и «Заключительное слово» — писатель демонстрирует свое мастерство. В тринадцати строчках Муберг делает своего рода историческое резюме всего романа. Ортодоксальный приверженец традиции потребовал бы «интегрирования» в ткань романа — уф, что за невыносимое слово! — подобного резюме. Почему? Все, что проясняет мысль, обостряет память, заставляет переживать вновь, позволительно.

И наконец: ироническое название — остается ли оно в конечном итоге только ироническим? Вильхельм Муберг — сам из тех, кого заклеймили как предателя за его беспощадную честность по отношению к политике родного отечества. Не задели ли также его размышления о бессмысленной болтовне, в которой люди погрязли в современной трудной политической обстановке? Ладно, это из области чистых ассоциаций, от которых мы не можем отделаться при чтении романа. Совершенно так же, как с войной во Вьетнаме — каждый раз вновь и вновь возникает мысль об этой войне. Если писатель и намекает на это, то намерения навязать нам такой полет мысли у него не было. В романе очень мало символики. Писатель предоставляет читателям вершить суд над людьми.

Например, в отношении такого явления, как наемный солдат. Муберг никоим образом не осуждает Лассе со множеством прозвищ. У Лассе есть задатки преступника. Возможно, что героем и убийцей его сделала война. Одноглазый, одноухий, семипалый и безносый Лассе в зависимости от меняющегося взгляда на историю считается то героем, то предателем. Силы, использующие его, называют его солдатом.

1967

О МОЛЧАНИИ И БРЕВНАХ ТАРЬЕЮ ВЕСОСУ

Перевод Л. Горлиной

Надо учиться молчать. Молчаливый человек производит впечатление умного.