Слова, живущие во времени. Статьи и эссе

Бомбы выли близко,
Тлел огонь, синея,
Шел я коридором,
Полным темноты.
Шел к тебе, к любимой,
В поисках тревожных,
Издали я слышал:
Тихо пела ты.
............
Ты крылом казалась чайки,
Чайки над волнами,
Вереском, растущим
На холме крутом,
Песней птиц весенней,
Зимней тишью леса…
Для меня была ты
Чистым родником.

(Перевод А. Ахматовой)

Есть, конечно, люди, готовые жертвовать собой ради других. Для Нурдаля Грига жажда самопожертвования явилась в жизни главным, качественным мерилом всего. Этот активный, жизнелюбивый поэт, очень счастливый человек, много раз переживал момент своей смерти в воображении и нашел для этого словесное выражение. Море, важнейшая тема его творчества, навевало порой эту мысль. Вот как он размышлял об этом, стоя на пустынном берегу:

О грозное море! Тебя не понять.
Ты к берегу гонишь грохочущий вал
затем, чтоб надменно вернуть его вспять…
Но в буре покой я познал.
С луны опрокинулся столп меловой,
разбился о пенистый гребень волны.
Красу этой ночи над бездной морской
Предвечный узрит, но не мы.
Здесь буйствуют краски, то светом, то тьмой,
то пламенем вспыхнет неверная твердь.
Но мы — вне игры. За прилива чертой
стоим и глядим на ревущую смерть.
Однажды мы сгинем. Навек. Без следа.
А море пребудет всегда.
И звезды пребудут, и рев штормовой,
и тихо шумящий о берег прибой.
То вечность. Бросаясь в объятья ее,
уходим мы в небытие.

(Перевод Н. Киямовой)

Нурдаль Григ всегда боролся за прекрасное. Этот человек был борцом по натуре, и больше всего на свете он любил мир и красоту:

Так красота, ликуя, трепещет
Сквозь синеву.
О жизнь! Я знаю: когда погасну,
Зажжется свет в моем мертвом сердце
Как наяву.

(Перевод В. Адмони и Т. Сильман)

1944

УВИДЕТЬ СВОИМИ ГЛАЗАМИ

Перевод Е. Алексеевой

Я сидел на балконе гостиницы в Ереване, столице Армении, и предавался размышлениям. В этом деле мне помогали бутылка легкого армянского вина и два огромных праздничных фейерверка, которые я видел прямо перед собой. А внизу на улице почти бесшумно гулял народ, и каждый раз, когда фейерверк умолкал, слышался нежный и печальный звук флейты: кто-то играл на углу в конце улицы. А когда звук флейты заглушался грохотом фейерверка, то словно белая простыня света от рвущихся ракет накрывала море листвы, разделяющее меня и улицу. Было 9 мая, День Победы.

Третья неделя нашего пребывания в Советском Союзе подходила к концу, и мысли опять возвращались к истоку моего непрестанного удивления: сколь различны могут быть впечатления тех, кто побывал в Советском Союзе. Там, где одни увидели расцвет, другим померещился кризис, где одни отмечали проявление воли и жизнестойкости, другие — признаки уныния и равнодушия. Там, где одни радовались движению вперед, других переполнял страх перед пресловутой экспансией могущественного государства.

«Они же видели это своими глазами», — думали мы у себя на родине. Но нам-то от этого проку было мало. Зато теперь у каждого из нас появились собственные впечатления, не из тех, что навязывают беспомощным туристам. Вероятно, собственные — и весьма достоверные — впечатления и помогли мне понять, что своими глазами можно увидеть многое по-разному. Ведь выбор предоставляется огромный, и, отправляясь в путь, каждый берет с собой багаж уже сложившихся представлений, куда бы он ни ехал. Особенно в эту страну, а точнее, в эти страны, которые так не похожи друг на друга. Порой на ваше впечатление влияет официальная точка зрения, порой путешественники невольно будут находить подтверждение образам, рожденным их фантазией, и уже под них подгонять действительность. Лично меня фантазия не подвела лишь однажды: Голливуд оказался именно таким, каким я его и представлял, — так сверкал глянцевым блеском, что почему-то становилось немного грустно.