Словами огня и леса (СИ)

Найденыш не знал, можно ли ему покидать комнату, но решил выйти — на прииске, если задерживался в шалаше, где спал, получал оплеуху, и ладно, если одну. Понять, как устроен дом, не успел, но прикинул, где может находиться кухня или задний двор. Ему, вероятно, туда? Давешнего чудесного садика он по дороге не встретил. Но почти сразу обнаружил низкую лестницу, которая вела наружу, на дорожку вдоль высокого фундамента. Сперва пытался сориентироваться по запаху — где кухня, где стойла, но запахи здесь были другими, легче и разнообразней, и совсем не ощущалось лесных и речных. Но вот ноздри уловили знакомый — рыбный. Пойдя на него, Огонек увидел впереди мощеную булыжниками площадку, за ним приземистое длинное здание, мимо которого шествовал недавно встреченый важный мужчина. К нему подошла дородная женщина, величаво неся на макушке огромный узел волос, ее руки тоже перехватывали золотые браслеты — и на запястье, и выше локтя, а тело грозовой тучей окутывала сизая накидка. Эти двое выглядели здесь не слугами, а хозяевами, и говорили как близкие люди — то ли муж и жена, то ли брат и сестра.

Огонек на всякий случай спрятался за толстым каменным стволом, и понял, откуда исходил рыбный запах. Неподалеку на камнях сидела еще одна женщина, ловко счищала серебристую чешую, потрошила и бросала рыбьи тушки из одной корзины в другую. Рядом с ней пристроились двое малышей, мальчики или девочки, он не видел, только одинаковые черные затылки — дети слушали сказку про девушку-зернышко, которая вышла замуж за ветер.

— И была она легкая-легкая, гнездышко, что ей свили, было сплошь из прозрачных нитей, а наряд…

— Зря ты их сюда притащила, — увлеченный, Огонек не заметил, как появилась третья женщина, крупная, в движениях резкая. Она несла на плече здоровенную корзину, полную каких-то кореньев, и с такой легкостью, что Огонек ее тут же зауважал. На прииске с ней бы считались.

— Некуда мне их девать, дочь-то болеет, а домоправительница разрешила, — ответила чистильщица рыбы, покосившись в сторону дородной женщины.

— Ей-то что, если пострадают. Не ее ж малыши.

— Да ладно тебе, давно не было ничего такого. Я больше бы полукровки этого опасалась, у них у всех глаз говорят дурной. И несчастья приносят.

— Кто их разберет… я ни одного не видела, и этого еще не успела. А в Чема или там Уми, говорят, их немало.

— Ну и толку с тех земель? Всё поэтому. И было б, на что смотреть, на пакость такую. Опять же — ведь рыжий! Сама понимаешь. Ладно, ты мне скажи…

Огонек со вздохом отступил назад; хорошо, что его не заметили. Он с радостью помог бы почистить рыбу или принести еще что-нибудь, да и сказку послушать хотелось, но раз уж считают, у него дурной глаз…

Оглядевшись, он увидел еще лестницу и проход за ней; снаружи, во дворе и в саду, мелькали люди, слышались еще голоса, а позади было тихо и сумрачно. Хоть и страшно казалось бродить по дому без дозволения, любопытство пересилило. Может, не представится больше случая, а наказание он уже в любом случае заслужил.

Проход вел через пару комнат, заставленных ларями и корзинами, затем начинался пустой коридор; свет сюда едва проникал через узенькие окошки. Огонек шел, вздрагивая от голосов и звука шагов, понимая, что здесь прятаться негде. Нырнул в первую попавшуюся комнатку, совсем темную, а за ней обнаружилась еще одна. Эта оказалась просторной и очень светлой, мальчишка прищурился в первый миг, шагнув прямо в солнечный луч. Первое, что разглядел, когда начал осматриваться — черный каменный круг на полу, шириной не менее трех шагов. Края его были серебряными, и черное поле испещряли серебряные знаки.

Огонек осторожно прошел вперед, внутрь круга, хоть страшновато было ступать на такую диковинку; остановился. С любопытством всмотрелся в серебристые значки — некоторые походили на зверей, или насекомых напоминали. Честное слово, они шевелились — словно жуки расправляли лапки и подрагивали тяжелыми крыльями. Не рискуя коснуться, повел рукой над полом возле себя, и знаки побежали по черному полю, неторопливо поплыли по гладкой поверхности, крутясь, как щепка в водовороте. Порой то один, то другой из них слегка вспыхивал.

Огонек держал руку, изумлено глядя на знаки. Молчал, боясь нарушить это неведомое ему действо, хоть голова закружилась и он чувствовал, что может упасть.

Знаки остановились. Вспыхнуло серебро, в Огонька из круга словно ударила молния. Тот испуганно вскрикнул и отшатнулся. Услышал короткий смешок. Кайе стоял в дверном, проеме, светлая фигура на фоне темного коридора; гнева или недовольства не было на лице.

— Ты чего орешь? — полюбопытствовал он.

— Мне показалось… как на переправе, — шепотом сказал Огонек.

— Чекели? Ну нет, — расхохотался Кайе. — Нет, дурачок. Как ты сюда забрел вообще?

— Я просто ходил… ты не сердишься?

— Спасибо скажи, что это я тебя нашел, — фыркнул юноша. Нет, он не сердился, ему было смешно.

— Что это за круг? — спросил Огонек виновато, понимая, что оправданий у него нет.