Словами огня и леса (СИ)

Зал Совета не затронуло недавнее разрушение. На отведенном каждому каменном сиденье высечен был знак Рода — и несколько сидений пустовало, знак был с них сбит. Не всегда тот или иной Род входил в число Сильнейших, некоторые канули в безвестность или прервались.

Тишина шуршала, обвивая тихие разговоры; примолкла, когда Шиталь начала расспрашивать мальчика. Не дед, чтобы не говорили потом — мол, он своими вопросами подсказал ответы. Но из слов Кайе мало что следовало — все шло, как обычно, потом вода поднялась, закружилась, потянула на дно. Отвечал, исподлобья рассматривая всех, и ясно было, что находиться здесь он не хочет. И говорить бы не стал — неприятно ему прилюдно рассказывать, как едва не утонул.

Потом Къятта вышел на середину — в голосе, бронзово-звонком, плескалась плохо сдерживаемая злоба. Но про заводь он рассказал четко и быстро. Ни один человек не усомнился в сказанном. Но ошибиться… может любой. И воспользоваться ситуацией, чтобы свести счеты не с тем человеком — тоже.

В неярком свете покачивалось золото серег, вздрагивали блики на нем.

— Ты нашел тело, но разве там не могло быть еще одного человека? Разве не мог всё сделать другой, а на этого лишь перекинуть вину? — спросил Ахатта, громко, отчетливо. Никто не сможет обвинить его в попытке извлечь выгоду из ситуации. Он спросит то, что спросил бы противник Къятты. А уголки губ главы Рода упорно приподнимаются в улыбке, несмотря на попытку ее скрыть.

…После событий в заводе Къятта пришел к нему и рассказал о послании. Ахатта разгневался — нельзя было молчать о таком! Но после вместе с внуком задумался, кто мог предупредить. Къятта подозревал ловушку на обоих, Ахатта считал — тот ошибается. Предупредил неизвестный друг; слишком глупо было бы плести такую хлипкую паутину и рассчитывать, что Къятта не сумеет ее порвать. Так ведь и вышло — похоже, нападавший переоценил свои силы, не захотел уйти с пустыми руками. Его убило собственное перенапряжение, сразу двоих утопить попытался.

"Я расскажу на Совете об этом послании", — заявил Къятта.

"Оставь", — велел Ахатта. Если кто-то сумел подслушать, захотел помочь, не стоило подставлять этого человека. Он ведь может и еще пригодиться.

Но Совете Къятта сказал, что просто почувствовал беспокойство, вот и примчался проведать братишку. Вовремя…

— Я узнал и знак, и лицо. Это помощник старшего над синта Хатлахены. Думаете, кто-то из третьего Рода смог убить его и притащить к заводи в наших Кварталах?? И никому не попасть на глаза?

— Но ваш собственный Род мог это сделать! — заявил Хатлахена.

Кайе, сидевший тихо подле кресла Ахатты, резко вздохнул, дернулся вперед. Дед удержал его.

— Я готов отвечать за свои слова, пусть служители Дома Солнца проверят их истинность, — сказал Къятта. — Или думаете, такие планы и от меня скрыли? Рискуя убить нас обоих? — он указал на младшего брата.

— Кого ты обвиняешь? — спросила Шиталь.

— Хатлахену Арайа.

— Чушь, — отрезал тот. — Мой человек — не я сам, и не моя родня! Мало ли с кем он сговорился!

— И ты готов отправиться в Дом Солнца, доказать, что говоришь правду?

— Разумеется!

Гул пронесся по залу, отразился от стен и купола — гул сомнения. Да, Сильнейших можно принудить говорить правду, но иногда лишь прямыми вопросами, а их еще надо суметь задать. Къятта молод и вывернуться не сможет, но Хатлахена — другое дело.

— Ты сейчас боишься! — прозвенел голосок. — Это я чувствую!

Кайе стоял, сжав кулаки, и смотрел на крупного мужчину, словно мог свалить его одним толчком.

— Тут больше ни в ком нет страха, кроме тебя!

— Замолкни, малявка! Кто тебе разрешил…

— Я говорю, что есть!

Теперь гул прозвучал осуждающе.

— Все помнят ту злосчастную разрушенную колонну. Такое смог сделать вот этот малыш. В то время, как Север тянет щупальца все дальше и дальше, лишить нас такого оружия? — сказала Халлики.

— Что за речи! — не сдержался Хатлахена, встал резко — будто огромное дерево проросло из пола.

— Мне вчера пришла весточка от младшей родни, — ответила женщина голосом медовым и колючим. — Эсса договорились с Уми и разбивают поселение в Орлином ущелье, они теперь еще ближе к нам. А мы не можем и пикнуть — земля-то не наша.

— Ах ты тварь, — сказал Хатлахена.

Халлики не оскорбилась, лишь развела руки.

— Могу показать письмо. Разве я не права? Это уже вторая территория за два года. Разве Астале не нужно быть сильной?

Теперь звучал гул одобрительный.

Араханна, все это время молчавший, глянул на родича пристально — и неожиданно молодо, и еле заметно повел плечом. А потом откинулся к спинке каменного кресла и прикрыл веки. Все он понял, и намерен был выжидать, как выкрутится племянник. Сам заварил кашу, сочтя себя голосом всего Рода, сам и разбирайся.

Хатлахена поднялся — и сел, потемнев лицом. Совсем этот старый пень его не сдаст, хотя мало что может сейчас. Но сам он проиграл, это ясно заранее. Маленькая тварь указала на слабость защиты, а Халлики помахала обещанием будущего. Теперь даже бывшие союзники вцепятся и не слезут, пока не получат признания. Араханна же будет отстаивать интересы Рода целиком, а не одного человека.