— К сожалению, я не знаю. Не хотелось бы отправиться по ложному пути… но ты вполне можешь быть ее сыном по возрасту, ты помнишь такую игрушку — хотя кто может поручиться, что она в точности такая, как была у Соль? Быть может, это обычная южная безделица, хоть и непонятно, почему так совпало. Но главное — ты похож на Соль. Губы, брови, нос… сходство не потрясает, но вполне явственно. Впрочем, я могла и забыть подругу… — она призадумалась. — А лицо того человека с Юга я уж точно давно позабыла, да и видела мельком.
— А как… меня зовут? — шепотом спросил он.
— Откуда мне знать… — наконец-то женщина улыбнулась. — Даже если ты в самом деле ее сын, имя тебе давала не я.
— Анна, можно, я буду… считать себя сыном твоей подруги? — неуверенно, с надеждой попросил он. — Ведь у меня… никого нет. Я полукровка, конечно, но… ты позволишь?
— Да что ты! — она заливисто рассмеялась, помолодев весен на десять, потом сказала: — А мать Соль жива.
— Кто она?
— Лиа — целительница.
— Ох…
Так и стоял, будто молния сверху ударила и к земле пригвоздила. Говорят, есть такие молнии — как копья…
— Соправители знают, что ты… — продолжала незнакомка меж тем, и не сразу заметила, что мальчишка вовсе окаменел.
— Да что ты? Или я тебя напугала? — встревожилась она, ладонью помахала у него перед глазами: — Эй! Настолько не по нраву такая родня?
— Что ты, — Огонек покраснел, будто спелая свекла, и умоляюще проговорил:
— Она бы скрыть не смогла. Ведь она не должна узнать?
— Лиа? Та, что одна шестнадцать весен прожила, о дочери тоскуя? — опять рассмеялась женщина. Теперь не на грустную сойку смахивала, а на пересмешника.
А вот Огонек не радость испытал, а страх.
— Ты говоришь, Лайа и Лачи знают. Но они ничего не сказали ни мне, ни ей.
— Да пусть катятся оба, — отрезала Ила, и Огонек не усомнился — в детстве она нередко играла с мальчишками, а могла и командовать ими. Неужто его мать тоже была веселой и бойкой?
**
Тейит, шестнадцать весен назад
Пол, устланный циновками, был мягким. Расшитый кожаный полог, тяжелый, откинула Соль, заходя в дом; другой полог, из тростника, отграничивал спальную часть. У стены стояли горшки и кувшины, большие и маленькие, расписанные и раковинками изукрашенные.
Соль присела на низкое сиденье; помешала темное ароматное питье в горшочке, стоящем на камнях в очаге. Зерна чуэй давали силу и были приятны на вкус. Запеченная в глине рыба да сладкий напиток — сегодня хороший ужин у Соль с матерью. Лиа все, что могла раздаривала беднякам, оставляя лишь средства на покупку нужных снадобий, которые не могла приготовить сама, да прочего, необходимого для исцеления. И даже Кесса — дани не могла с ней ничего поделать, в конце концов махнула рукой: пусть живет, как нравится, лишь бы что требуют исполняла. Несмотря на свой талант и расположение Кессы, Лиа так и не стала ее “домашней” целительницей — нрав беспокойный мешал. Вечно она пропадала там, где нужна была ее помощь, не только Сила, но и знания трав, и способность распознать болезнь еще в зародыше. Только вот себя не жалела…
Многие дома благословляли ее имя. А дочь родная — просто ее любила.
Лиа поздно вернулась. В легкой долбленке ее отвезли далеко на поля, где люди работали с утра и до ночи.
— Мама, ты так потеряешь здоровье, — укоризненно говорила дочь, принимая у Лиа плетеный короб с лекарствами. — Есть и другие целители.
— Лучших Обсидиан и Хрусталь держат подле себя, — ломким от усталости голосом сказала женщина. — Да и сами они не больно-то рвутся в бедные кварталы. А работающие на полях кормят нас всех.
— Ты забыла про охотников и рыбаков.
— Не забыла. Эх, если бы удалось отыскать хорошую тропу через горы, — Лиа распустила тугой узел волос и медленно, с наслаждением пила сладкий чуэй. — В море очень много рыбы, много ракушек.
Соль улыбнулась. Мечта матери — море. Отец ее отца ходил по тропкам, оставленным сернами, вместе с другими смельчаками, и вместе с прочими дарами моря приносил пестрые шипастые раковины и другие диковинки — водяных звезд и усеянные иглами шары. Но горы не любят людей. Они шевелят хребтами и выбрасывают клубы огня. Только здесь, возле Тейит, горы спокойные.
— Как здоровье Элати?— спросила Соль.
— Неплохо… Скоро она встанет.
— Поэтому ты сбежала на поля? — рассмеялась дочь. — А не боишься, что Кесса — дани рассердится?
— Она не будет опечалена, если Элати и вовсе умрет, — пробормотала Лиа. Отставила тарелку и чашку, потянулась. — А ты совсем выросла, моя маленькая Соль. Совестно мне — сложила на тебя все хозяйство.
— Невелико хозяйство — ты да я! Если что, найдется, кому помочь.
Лиа пристально взглянула на дочь:
— А нет ли такого, с кем захочешь свой дом вести?
— Как же я оставлю тебя? — спросила девушка, и лицо ее вспыхнуло.
— Не оставишь. Можно одной семьей жить. А ты… — мать чуть нахмурилась, потом улыбнулась: — Ты задумчива сегодня, малыш.
— Нет, — Соль опустила лицо. — Устала я, лягу.
Лиа поднялась, тронула лоб дочери.
— Отдыхай, малыш. А я корни привезенные до ума доведу.
Открыла короб, достала сверток, высыпала на постель серые узловатые корешки, похожие на обнявшихся сколопендр.