Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ)

— Расскажи мне обо всем, что было на юге, — глядя в глаза, попросила Лиа. — Подробно, не так, как раньше. Ты ведь и сам не хочешь молчать. Попробуем разобраться вместе?

Огонек делано улыбнулся, мотнул головой. Но, поглядев в полные нежной тревоги глаза, решился.

— Мне так трудно… словно не камешек на шее, а валун привязали. Нет, не от этого, — мальчишка поспешно отвел руку Лиа, протянувшуюся к подвеске на шее, — Спасибо, не от него. Просто… тяжесть такая на сердце. Я ведь сам тогда выбрал уйти, — обронил шепотом.

— Как?

Вновь помотал головой; язык не поворачивался рассказывать всё — и про шрамы, и про смерть людей на песке, и после — Башня, и предложение то небывалое… Но собрался с силами. Долго рассказывал, по крупице. Неловко было — Лиа ведь так устала, ей спать бы, а он отнимает время и силы. Тоже, позаботился! Но теперь уже и замолчать не мог.

— Я решил, что мне не будет жизни в Астале, да и Силу хоть принял, но так и не смог принять его самого. А в пути и у рууна вспоминал постоянно, звал иногда во сне, когда было страшно и холодно… и мне казалось, он откликается. А в Тейит — нет, кроме того первого раза. Только вот все равно вспоминаю. Даже когда Атали про пещеры мертвых рассказала, подумал — а он бы пошел туда? А я с ним — рискнул бы? Может, я сам себе все придумал. И его… тоже придумал. Но разве столько разного можно придумать? Я знаю, какой он. Видел…

Лиа погладила подростка по голове.

— Малыш, трудно тебе… ты не встречал других до Асталы, а он — ярок. Хорош или плох, но его нельзя не заметить. У тебя не было друзей…

— Не было. Но с ним поначалу… я будто ожил после прииска. Перестал вздрагивать, ждать, что ударят. Нам было весело вместе.

— Он — почти твой ровесник. Он любит и знает лес, как и ты. Что ж удивительного, что ты потянулся к нему?

— И всё было зря. Порой мне казалось, что у него доброе сердце, а порой — что сердца нет вовсе.

— Хочешь снова увидеть его?

— Нет, — быстро сказал Огонек. — Никогда больше… он сказал, что хочет дружбы — но он не умеет быть другом. Я человек, со своими желаниями, со своей волей! Этого он не примет.

— Раньше я говорила — мы разные, и нам не понять одному другого. Но теперь я считаю иначе. Этот мальчик с Юга… он не кажется мне чужим по твоим словам.

Лиа обняла внука.

— Я будто его вижу. Сила и юность… и то, как много он может. Все это опьяняет, как ни грустно. Жаль — он не умеет справляться со своими чувствами и понимать их. Ему проще ударить или убить, даже того, кого любит — если любовь эта окажется непомерной. Но все-таки он не кажется мне… безнадежным.

— А я не могу понять, что я чувствую и зачем. Ты говоришь, это не Сила виной…

— Не Сила. Ты ведь почти лишен прошлого, не считать же за таковое прииск. Кайе твое самое яркое воспоминание, да еще и столь непростое. Поэтому и стремишься в мыслях вернуться к нему раз за разом, понять, осознать, как ты должен был поступить, как к чему относиться. Но вы так далеко друг от друга, и время пройдет — когда-нибудь станет ясно, что ты выберешь на самом деле. Или же просто вовсе перестанешь вспоминать. Не спеши. Годы могут пройти. Ты накопишь новых воспоминаний, не менее сильных.

Огонек смотрел в угол, где тень колыхалась. У него никак не получалось найти границу: вот тут точно тень, а тут свет. Проговорил с трудом, пытаясь быть до конца честным:

— Я не уверен, что хотел бы… выбросить это все из головы. И Юг… я не люблю его, но огонь… привлекает.

— Со мной тебе холодно? — с мягкой улыбкой спросила Лиа.

Огонек поцеловал ее руку.

— Я рад, что нашел тебя. Но ты не пламя, ты — свет.

**

Тейит, шестнадцать весен назад

Шагать было нетрудно: густая трава, жестковатая на высоких плато, покалывала ноги, но не мешала идти, хоть не дорога перед девушками лежала — череда природных ступенек, перемежающихся покатыми склонами. Под плетеными сандалиями осыпались мелкие белесые камешки. Соль постоянно поправляла лямки висевшего на спине полотняного мешка — обычно удобно прилаживала, но не сегодня. Сегодня мешок как живой вертелся, будто там кто маленький и юркий сидел.

Ила спокойно шла, на подругу поглядывая. Вскидывала голову, подносила ладонь к глазам, прикрывая их от жарких солнечных лучей. Лицо мокрое вытирала и продолжала шагать. Так и до нужного плато дошли. Полыни сероватой там было — рви, сколько хочешь. Сероватая, словно припорошенная пылью; оттого и само плато Пыльным прозвали. А пахнет медом. Только на язык полынь лучше не пробовать: запах — обманка, а горечь от растения страшная. Быстро набили сумки Илы и мешок Соль полынью.

— Ну и что ты мне рассказать хотела? — кротко, но посмеиваясь про себя, начала Ила.

Соль села на траву, подбородок опустила на колени, себя руками обняла.

— Так…

— Да не тяни! И без того вижу — влюбилась. И даже знаю, в кого.

Соль расцвела было — розовая, смущенная, но тут же сникла, посмурнела, словно и солнце высоко не стояло, и ветерок свежий не овевал ширь необъятную.