Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ)

По дороге присел, зарылся листом в одиноко стоящий куст, обхватил ветки. Как мало зелени в городе — сердце Тейит! Но скоро, скоро, скоро…

Лиа выглядела совсем поникшей. Стало так ее жаль что чуть слезы на глаза не навернулись.

— Аньу, все же в порядке. Уж сколько я в одиночку бродил по лесам, а тут мы едем отрядом.

— Это меня и пугает. Зачем ты Лачи? Такие, как он, не берут с собой полукровок просто из доброты душевной.

— Он мне все расскажет в пути, — откликнулся Огонек без тени сомнения. — Раз даже к тебе в гости заглядывал… я ему нужен.

— Это меня и пугает, — повторила Лиа. Но тут она сделать ничего не могла. Собрала его в дорогу, хотя и с собой — то почти ничего не было смысла давать. Лепешки домашние золотистые, сушеные в сиропе орехи, немного целебных снадобий и чистые узкие полотна для перевязки, случись что в пути. Так-то было кому лечить, но лишним не станет. Велела теплей укутываться во время сна, да и в целом по возможности не промокать — словно Огонек не выживал полгода вовсе без крова и почти без одежды.

— Ну, всё, — сказала Лиа, обняла внука. — Не чаяла я тебя обрести. Молиться буду, чтоб не потерять.

Утром по туману выехали — сыро было, и довольно зябко. Лачи, похожий в сером мареве на статую, возглавлял отряд. Огонек косился на него — подумывал, не стоит ли попытаться расспросить Соправителя, раз уж у Лайа не удалось выведать ничего, но тот был слишком далеко. Ехали молча. Мальчишка был рад и сырости, и туману, они все равно означали волю. Еще бы народу чуть меньше — два с лишком десятка человек рядом означали, что весь лес замрет при их приближении. А Огонек соскучился по его живым голосам.

Всадники двигались вереницей; грис оседлали в нижних границах каменного “улья”, выше животным было попросту не пробраться. И сейчас дорога оставалась наклонной, грис цокали раздвоенными копытами по камням. Ехали осторожно — если вдруг выбоина, и мчаться во весь опор, животное покалечится.

В седле Огонек держался плохо, несмотря на некоторый опыт на Юге, и знал, что путь его здорово вымотает. Ладно, не привыкать. Зато большая часть их пути пройдет без серьезных дождей, совсем уж ливни начнутся на подходе к Долине. Да и там не столь часто, как в Астале. И теплеет уже понемногу. А когда поедут обратно, станет суше.

На шее, спрятанный под одежду, висел плоский прозрачный камушек на кожаном ремешке. Подобную штуку носил, пока бродил, осваиваясь, по Ауста. Лачи умеет говорить с камнями, и через самоцвет легко узнает, где полукровка. Смешно — будто Огоньку зачем-то нужно отдаляться от прочих северян. А уж если решится сбежать, камень снимет, и это в лесу, а не на равнине. В лесу его всадники не достанут, и охотники вряд ли найдут.

О путешествии было думать куда приятней, чем о дне накануне прощания, когда в домик Лиа ворвалась Ила, в последние мгновения уже, и гневно заговорила с явившимися за Огоньком: тот поутру должен был сразу выехать вместе со всеми, и ночевать в Ауста. Полукровка понял одно — Ила не желает отпускать его вместе с отрядом Лачи, даже с братом своим.

— Ты считаешь меня предательницей, — почти прорыдала она, глядя на Огонька. — Но мы были подругами с твоей матерью. Она выбрала твоего отца и погибла, — не обращая внимания на протестующий жест Огонька, продолжала:

— Не стану говорить о нем худого — но, останься Соль здесь, она была бы жива и была бы счастлива, не сомневайся. А я… вижу, как теперь собираются разрушить и твою жизнь, понимаешь?

— Чего мне остерегаться? — спросил Огонек, надеясь — вот скажет сейчас что-то важное. .

— Если бы я сама знала, чего… Кави обещал глаз с тебя не спускать, но ведь этого мало!

Она собиралась еще рыдать, кажется, но Лиа бесцеремонно выставила ее за дверь.

Поутру Лачи скользнул по нему взглядом, выглядел очень озабоченным и занятым. Но все же кивнул мимоходом, бросил “после поговорим”, и до сих пор это “после” на наступило. Огонька держали в другой части кавалькады и на привалах ненавязчиво не подпускали к Лачи. А вскоре он перестал и пытаться — смотреть по сторонам было интересней, чем гоняться за Главой Хрусталя.

Потянулись нескончаемые широкие уступы, перемежаемые отсыревшими плато: гигантская лестница, ведущая к едва видимым вдали темным лесам. Еще нескоро нырнет в них отряд, пока вокруг травы, кусты, редкие рощицы — чем ниже спускаются всадники, тем выше вокруг растения. Теперь Огонек не был пленником, и пропало желание нырнуть в заросли, раствориться в них при первой возможности. Он просто дышал, слушал, смотрел — и заранее готовил себя к возвращению, когда будет снова лишен всего мира, заперт в каменных сотах. Но эта подготовка не вызывала печали, возвращение будет нескоро, пока же хотелось петь: давно не делал этого во весь голос, только на лугах, когда бродили с Лиа от селения к селению.

И теперь не осмелился, но мурлыкал себе под нос, когда не трясся в седле. Разные песни: слышанные от родителей, от приятелей в Тейит, и даже ту, под которую танцевала Киаль.