Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ)

Было еще довольно светло, хоть долина уже погружалась в сумерки, но мальчишка заметил факелы, укрепленные в медных держателях. При свете и ночью проступят узоры. В углах и изгибах взгляд различал зверей, людей и символы стихий. Огонек не сводил с них глаз, избегая смотреть наверх…

Подъехали к решетке, у которой стояла стража — двое воинов в черном, словно ожившие узоры Башни. Их лица остались безучастными при виде гостей, но в глазах Огонек уловил-таки некоторое удивление.

— Слезай, — велел Кайе, — ударил молоточком по висевшей у входа медной пластине.

За весь путь до Башни они не обменялись ни словом — да о чем могли говорить после того, что произошло у стены? Вечером Кайе зашел и жестом позвал за собой. Он как-то потемнел и осунулся, и не казался уверенным. Огонек не спрашивал, куда едут, ничего хорошего не ожидая; но, когда увидел каменную громаду в оборвавшемся конце улицы, внутри все оледенело. Умереть он был готов, но не так. Хранительница Асталы была хуже всех кошмаров.

А из низкого длинного дома, словно присевшего меж высоких печальных кипарисов, к ним уже спешили трое служителей. Не пришлось гадать, кто это — все как на подбор одеты в длинное, цветом от черного до светло-оранжевого, как будто еще не погасшие угли под слоем золы. И узоры на лицах, вроде тех, что идут понизу Башни. И волосы повязаны черным, ни волосинки не выбивалось — прямо как полукровка, когда пытался скрыть, кто он такой. Только эти наверняка чистой крови.

Кайе сам пошел к ним, не желая дожидаться, пока они приблизятся, приветствовал быстро и без особого почтения и заговорил, не слушая ответных приветствий. Огонек остался на месте, под тяжелыми взглядами стражи.

Стоя в нескольких шагах и слыша одно слово из пяти, он старался не обманывать себя — знал, куда привели. Что уж гадать, зачем. А перед глазами упорно маячила насмешливая черно-серая мордочка лемура. Если б не задержался подле зверька, не побежал тогда за голосами…

— Это невозможно! — повысил голос один из служителей.

Кайе как назло отвечал негромко. И лица его Огонек не видел. Но, судя по напряженной позе, разговор был не из легких — и это для него-то, привыкшего брать все, что хочет. Почему служители Башни вообще с ним спорят? Считают полукровку слишком ничтожным для дара?

— Хранительница об этом не забудет! За мгновенную прихоть придется платить — подумай об этом! — повысил голос человек в черно-красном; похоже, он потерял терпение.

— Посмотрим, — тут и Кайе наконец заговорил громче.

— До твоей судьбы мне нет дела, но ее гнев может накрыть весь город.

Юноша вскинул голову, глянул на Башню.

— Она не говорит мне, что против.

— Мальчишка! — не сдержался служитель. — Что ты понимаешь! Что ты возомнил о себе!

— Ну остановите меня, — он повернулся спиной к служителям и направился к Огоньку. Тому на миг показалось, что служитель сейчас кинет юноше в спину нож или велит стражникам атаковать, но нет — всего лишь подал знак поднять решетку. Кайе поманил Огонька за собой в темноту.

Вот и всё — настало то, чего боялся больше всего. Даже если их наверху будет только двое, все равно смысла противиться нет.

Он ступил на первую ступеньку, вторую… Здесь было почти совсем темно, закатный свет проходил через редкие окошки в пару ладоней шириной.

Споткнувшись, оперся о стену — и отдернул руку. Показалось, камень скользкий от крови.

— Здесь идут с факелами, когда проводят обряд, — раздалось над ухом. — Если кому-то из нас нужно просто поговорить с Хранительницей, огонь не зажигают.

Полукровка вдохнул поглубже, и пожалел об этом — он по-прежнему ощущал запах крови, и теперь словно захлебывался ею. Хотя — он видел раньше — чистыми были камни там, куда падали тела. Наверное, и здесь только чудится.

Рука прикоснулась к его лопаткам, скользнула на пояс.

— Пойдем, я не дам упасть, если что. Здесь крутые ступеньки.

Невольно старался держаться ближе. Все равно сейчас человек рядом был хоть какой опорой и защитой. Пусть Огонек скоро умрет, но до смерти еще предстояло дойти, а это оказалось непросто. Башня и впрямь обладала силой и голосом, чуждыми, страшными; поколение за поколением ей приносили жертвы, и она ожила, даже если явилась на свет лишь массой пригнанных друг к другу камней. Они шли внутри огромной твари, привыкшей, что ради ее благосклонности убивают.

Кайе не тянул полукровку силой, и вовсе не прикасался почти, только пару раз удержал, когда Огонек спотыкался. Даже у лесного ручья, промывая и перевязывая раны, он вел себя жестче. Сейчас мальчишка ощущал только тепло руки и — возможно, ему казалось — удары чужого сердца, когда на поворотах невольно оказывался вплотную к провожатому.

Огонек пытался считать ступени, но сбился в конце концов, и готов уже был вцепиться в своего спутника и умолять его уйти, пусть что другое придумает, или просто поднырнуть под руку и бежать вниз, вниз… Но не позволит сама Башня — мальчишка был в этом уверен. Он просто поскользнется и сломает себе шею.

Когда уже не было мочи терпеть, ступеньки впереди стали алыми. Огонек ахнул — и понял, что это закатный свет. Впереди выход. Дошли.