Словарь для Ники

Вечно лечится от несуществующих болезней и навязывает разговоры на эту тему. Часто не уверен, застёгнута ли у него ширинка.

От зимнего дурака можно спастись только бегством.

Летний дурак, как правило, безобиден. На всякий случай побаивается быть открытым, искренним. Думает, что он себе на уме. Иногда подвержен тику   —   кажется, что он некстати подмигивает. Крайне любознателен, но книг не читает. Зато, подобрав где-нибудь кроху знаний, с азартом излагает встречным и поперечным, все перепутывая и перевирая.

Обе разновидности дураков чаще всего не женаты, бездетны и живут в своё удовольствие.

Е

ЕВАНГЕЛИЕ.

На день рождения среди других подарков я с недоумением получил книжку в затрёпанном переплёте   —    Евангелие. Его принесла мамина знакомая Лена, подрабатывающая пением в церковном хоре.

Я был школьником, подростком, и вот это загадочное произведение оказалось в моих руках.

Только потому, что мама предупредила, чтобы я никому не рассказывал о том, что Евангелие у нас есть, я принялся его читать, спотыкаясь о церковнославянские термины и яти.

По ходу чтения сразу возникло множество вопросов. Задать их было некому. Позже узнал: это были вопросы, которые задают себе многие люди. «Сказка! — думал я. — Как это могло быть? Ну, предположим, давным–давно, за клубящейся тьмой веков появился кто-то, вздумавший назвать себя сыном Бога. Предположим, настолько ошеломил окружающих исцелениями и чудесами, что молва об этом в виде евангельских притч дошла до нас. Сколько было свидетелей этих чудес? Всего двенадцать малограмотных бедняков, которых потом назвали апостолами. Ну, потом   —   ещё сотня–другая свидетелей неслыханной доброты этого человека…»

Я откладывал Евангелие. Подолгу не дотрагивался до него. Но всегда помнил о присутствии этой книги.

Порой пытался представить себе   —   каково это, когда тебе в запястья и ступни вколачивают гвозди…

Не укладывалась эта история ни в сказку, ни в легенду. Смерть, воскресение и вознесение Христа   —   все это резко отличалось от мифических деяний Геракла, сказок Шахерезады…

Поговорить было не с кем. Родители были неверующими. Все вокруг были неверующими. Как-то, примерно через полгода, когда та самая Лена снова пришла к нам в гости, я накинулся на неё со своими вопросами. Оказалось, ни на один ответить не может, ничего не знает. Посоветовала читать Псалтырь.

Стремление добраться до сути дела мучило невероятно. Однажды для храбрости зазвал с собой посетить храм одноклассника. Продержались мы там от силы минут двадцать. Старушки судорожно осеняли себя крестным знамением, утробным басом страшно реготал дьякон, пузатый поп в золочёной рясе расхаживал с кадилом под иконами.

Хорошо было от душного запаха горящих свечей выйти на свежий воздух.

«Но как же все-таки, — думал я, — благодаря такой жалкой горстке людей, которые не обладали никакой властью, которые перемёрли после этих событий, христианство могло так распространиться по земле?».

Присутствие книги тревожило. Она становилась для меня чем-то большим, чем книга.

…В семнадцать лет, сдав выпускной экзамен по математике, майским утром я проснулся с чувством наступающей свободы от школы, счастья.

Хорошо помню, как лежал с руками, закинутыми за голову, смотрел в слепящую заоконную синеву. И внезапно увидел сияющую золотистую точку. Она приближалась, увеличивалась, обретала очертания человека. Да, человек в светящемся хитоне и сандалиях влетел сквозь стекло окна, встал на пол. И медленно прошёл мимо меня, глядя прямо в глаза. В душу.

И я понял, Кто это.

Взгляд Христа был скорбен, испытующ.

Я напрягся. Помню до сих пор, как мгновенно затекли заложенные за голову руки.

А Он, не проронив не слова, уходил в стену, где висела карта земных полушарий.

И я понял, что не готов…

Только через много лет, в 1978 году, я впервые рассказал об этом посещении отцу Александру Меню. Он, не колеблясь, подтвердил: «Подобное происходит не так уж редко. И не только с вами. Это был Христос».

Вот тогда я крестился. Тогда понял, что просто обязан написать о том, что случилось, в своей книге «Здесь и теперь».

А на вопросы, которые я в юности задавал сам себе, есть один очень простой ответ, конечно, невыносимый для рационального, материалистического мышления: то, что случилось 2000 лет назад в Палестине, было чудом Божьим, осуществлённым из любви к погрязшему во грехе человечеству, в надежде на его спасение.

Вот почему, когда речь заходит о вере, я говорю, что не верю, а знаю.

ЕВРЕЙ.

Я родился и рос и не знал о том, что я еврей. Был просто одним из мальчишек московского довоенного двора, пока лет в 7 не услышал обращённый ко мне насмешливый вопрос Валета:

— Вовка, ты жид?

Странное слово сбило с толку. Я впервые услышал его.

С тех пор и до сегодняшнего дня жизнь грубо напоминает мне, кто я такой. Делает из меня еврея.

И теперь благодаря этому я с гордостью несу в себе, в своей крови пробуждённую память о Библии, о Христе. Обо всём, что случилось с избранным народом Божьим…