Читаем Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник) полностью

Отец немного успокоил меня: мы уедем из Японии только через два или три года. Два-три года показались мне целой вечностью: я смогу еще долго-долго жить в стране, где родилась на свет. Это принесло мне некоторое утешение, но оно было горьким, как лекарства, которые приглушают боль, но не излечивают болезнь. Я посоветовала своему родителю сменить профессию. Он ответил, что карьера ассенизатора его не слишком привлекает.

С этой минуты я начала жить с печальным и торжественным чувством важности всего, что со мной происходит. В тот день трагических открытий после полудня Нисио-сан повела меня на игровую площадку, где я как заведенная целый час прыгала через бортик песочницы, без конца повторяя про себя:

«Запоминай! Запоминай!

Тебя увезут из Японии, ты будешь изгнана из сада, у тебя отнимут Нисио-сан и гору, а потому на всю жизнь запоминай свои сокровища».

Память имеет ту же власть, что и написанное пером: если в книге встречаешь слово «кошка», она представляется тебе совсем не такой, как соседская кошка, что следит за тобой своими необыкновенными глазами. Но при этом ты все же с удовольствием вспоминаешь эту кошку и ее янтарные глаза.

«Так и с памятью. Твоя бабушка умерла, но ты ее вспоминаешь, и она оживает. Постарайся вписать в свою память все чудеса твоего рая, и ты навсегда унесешь их с собой. И если даже не запомнишь волшебную реальность, то запомнишь восторг, который она у тебя вызывает.

Отныне каждая минута для тебя священна. Самые сладостные из этих минут в храме твоей памяти получат в награду горностаевую мантию и королевскую корону. И воспоминания твои будут царить подобно династиям королей».

Наконец наступил день моего рождения, когда мне исполнилось три года. Это был мой первый день рождения, который я запомнила. Мне казалось, что это событие планетарной значимости. Утром я проснулась с уверенностью, что вся Сюкугава уже празднует мое рождение.

Скок – и я забираюсь в постель спящей сестренки. Я трясу ее за плечо и говорю:

– Мне хочется, чтобы ты первая поздравила меня с днем рождения.

Я не сомневаюсь, что она будет польщена такой честью.

Но она бурчит: «С днем рождения» – и с недовольным видом переворачивается на другой бок.

Распрощавшись с этой неблагодарной, я спускаюсь в кухню. Нисио-сан не обманула моих ожиданий: она преклоняет колени перед ребенком-богом, то есть мной, и поздравляет меня с моим подвигом. И она права: три года – это вам не пустяк.

Затем она простирается передо мной ниц. Я испытываю огромное удовлетворение.

Я спрашиваю, когда придут меня поздравить жители деревни, или мне подобает выйти на улицу, чтобы услышать их приветствия. Озадаченная Нисио-сан не сразу находится, что ответить.

– Сейчас лето. Люди разъехались на каникулы. А то бы они, конечно, устроили праздник в твою честь.

Я думаю: так даже лучше. Пышные торжества утомили бы меня. Лучше я отпраздную счастливый факт своего рождения в тесном семейном кругу. Когда я получу своего долгожданного плюшевого слона, это будет вершиной праздника.

Родители сказали, что свой подарок я получу после полдника. Юго и Андре поклялись, что сегодня не будут меня дразнить. Касима-сан не сказала мне ничего.

Час идет за часом, и я сгораю от нетерпения. Слон, о котором я мечтала, будет самым лучшим подарком из всех, что я получала в своей жизни. Интересно, какой у него будет хвост. Я пыталась вообразить своего будущего слона и прикидывала, сколько он будет весить.

Я назову его Слоном: это самое подходящее имя для слона.

В четыре часа дня меня зовут на полдник. Когда я подхожу к столу, то слышу, как громко бухает мое сердце: восемь баллов по шкале Рихтера. Но никакого пакета я не вижу. Должно быть, его спрятали.

Необходимые формальности. Торт. Три зажженные свечи, которые я кое-как задуваю, чтобы поскорее с этим покончить. Песенки.

– А где мой подарок? – не выдерживаю я.

Родители хитро улыбаются:

– Тебя ждет сюрприз.

Меня охватывает беспокойство:

– Так это не то, что я просила?

– Это лучше!

Лучше толстокожей плюшевой зверюги? Нет, это просто невозможно. В душе у меня шевелится нехорошее предчувствие.

– А что это?

Меня ведут в сад, к маленькому прудику, одетому в камень.

– Посмотри в воду.

Я смотрю. Там резвится веселая троица живых карпов.

– Мы заметили, как ты страстно увлеклась рыбами и особенно – карпами. Вот мы и решили подарить тебе три карпа: по карпу за каждый год. Хорошо мы придумали, верно?

– Да, – отвечаю я с холодной вежливостью.

– Один оранжевый, второй зеленый, а третий серебряный. Правда же, это просто замечательно?

– Да, – соглашаюсь я, а про себя думаю, как это отвратительно.

– Ты сама будешь их кормить. Мы заготовили галеты из рисового суфле: ты будешь резать их на мелкие кусочки и бросать рыбам – вот так. Ты довольна?

– Очень.

Адское наказание! Лучше бы уж ничего не дарили.

Я лгала не только из вежливости. Но еще и потому, что ни один из доступных мне языков даже в малейшей степени не смог бы выразить моего горького разочарования.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза