Для Пеппарда теперь звонили свадебные колокола, звон которых он тщетно жаждал услышать еще двадцать лет назад. Перед ним разворачивались картины будущего, необъятные и застывшие в неподвижности: колоннада Эфесского храма, воздвигнутого древними царями, испещренная письменами на языке любви, пустившей в его сердце такие глубокие корни. Да здравствует Ламприер, Ктесифон его новых надежд! Он ликовал. Лестница в шестьдесят футов высотой, увитая одной-единственной ветвью виноградной лозы, пробила ветхую крышу замка его желаний и низвергла с небес потоки событий и времен. Десятилетия стали мгновениями, а мгновения — пылинками, танцующими в солнечном луче, озарившем ту обетованную страну, которую он покинул много лет назад. Его корабль, — смеялся он про себя, беззвучно и счастливо, — его корабль вернулся. Глаза Марианны с портрета, лежащего на столе, смотрели, как он беспечно откинулся на спинку стула.
— Аннабель, — мысленно произнес Пеппард, а потом, заметив медальон: — Ламприер…
Его друг ушел всего пару минут назад. Пеппард поднялся со стула и взял медальон, собираясь догнать его владельца. Но, направившись к двери, он услышал легкие шаги: кто-то поднимался по лестнице. Значит, ему не о чем беспокоиться. Раздался стук.
— Джон! — радостно крикнул Пеппард. Он отодвинул засов и распахнул дверь.
Когда дверь дома в переулке Синего якоря захлопнулась за молодым человеком, на улице снова появились две тени. Назим расхаживал взад-вперед на своем сторожевом посту в пятидесяти ярдах от двери, за которой исчез юноша в очках. А еще в пятидесяти ярдах дальше ему почудилось какое-то движение: зашевелилась вторая тень — Ле Мара. Прошел час, и прохожих за это время стало гораздо меньше; лишь изредка появлялись случайные люди, мелькавшие в одиночку или парами в сгустившихся сумерках. Потом улица совсем опустела; осталась только стайка ребятишек, игравших в какую-то шумную игру, что заставило Назима насторожиться. Они носились по улице вшестером или всемером, что-то выкрикивая и гоняясь друг за другом.
Подул резкий северо-восточный ветер, через несколько минут, впрочем, утихший. Если не считать воплей мальчишек и беспокойства Ле Мара, издали угадывавшегося Назимом, воцарилось скучное, однообразное спокойствие.
Потом дверь дома открылась. На пороге появился маленький человек. Он постоял на крыльце, а потом стал жестом подзывать мальчишек. Один из них, долговязый и рыжеволосый, подошел к нему. Обменявшись несколькими фразами, они оба исчезли за дверью. Остальные ребятишки вернулись к игре. Прошла пара минут, и рыжеволосый мальчуган снова возник на пороге. Он закрыл за собой дверь и зашагал по направлению к Назиму. Он сжимал в руке письмо. Назим вышел ему навстречу из скрывавших его теней. Мальчик резко остановился и застыл на месте от неожиданности. Они столкнулись лицом к лицу. Хватило простого предложения, и обмен состоялся.
«Тео, двадцать лет — это слишком долго. Встретимся в пятницу в восемь вечера в „Корабле в бурю“. Дело первостепенной важности. Джо».
Назим прочитал записку, потом сложил ее и вернул посыльному. Мальчик пошел дальше. Джо. Тео. Назим вернулся в тень.
Ле Мара все еще стоял на своем посту и ждал.
Время шло; секунды слагались в минуты. Там, за дверью, эти двое, должно быть, беседуют или молча размышляют, спорят, строят планы, предаются воспоминаниям.
Медленно тянулись минуты; Ле Мара придвинулся немного ближе к дому. Дверь снова открылась, и вышел высокий юноша. Он тоже двинулся в сторону Назима, нервно оглядываясь по сторонам. Он прошел всего в нескольких ярдах от Назима. Назим покачнулся на каблуках и прижался к стене. Юноша внезапно остановился, моргая глазами за стеклами очков. Он ощупывал свои карманы. Назим неподвижно притаился в тени. Молодой человек, должно быть, что-то потерял. Он раздумывал, колеблясь, стоит ли возвращаться. Так ничего и не может решить. Назим молча наблюдал, и юноша наконец сдвинулся с места и пошел дальше, прочь от дома в переулке Синего якоря; потом он завернул за угол и пропал из виду.
Назим снова переключил внимание на дом. Какое-то мгновение ему казалось, что ничего не изменилось. Но потом он увидел тень. Ле Мара бесшумно бежал к дому. Одетый в черное с головы до ног, он был почти неразличим в темноте. Только Назим мог увидеть, как что-то блеснуло в его руке, и понять, что он недооценил визит, свидетелем которого только что был. Что бы ни обсуждалось там, за дверью, после этой встречи Ле Мара приступил к действиям. Сразу после прихода в этот дом молодого человека в очках дом посетил последний гость. Ле Мара исчез в доме. На это не потребуется много времени. Назим предполагал раньше, что маленький человек был незначительной фигурой, но он ошибался.