Словарь Ламприера

— Жалованье слугам выплачивалось всегда, даже если возникала задолженность за несколько месяцев, — пояснила леди де Вир не без гордости.

Ламприер читал дальше, заметив про себя, что приход средств составила продажа нескольких овец в начале следующего года, потом участка земли, потом еще одного.

«Февраль 1603 года. Мистер Вудал приходил сегодня в седьмой раз, я не мог дать ему никакого залога. Томас Уилберт, то же самое».

— Его кредиторы, — сказала леди де Вир.

Записи в книге пошли чаще, среди которых «Собрание. Филп., См. и остальные» только в марте встречалось пять раз.

— Филпот и Смит, — объяснила леди де Вир, — а под остальными имеются в виду другие шесть вкладчиков. Они все были на мели.

Среди последних мартовских счетов лежала инвентарная опись:

«Приход. Имущество из Лонг-хаус.

Большая спальня: большая кровать с балдахином, одно покрывало, одна пара одеял, драпировки, одна перина, один матрас, один валик для подушки, две подушки, три занавеси, один сундук, два стула. Итого: 9 фунтов 9 шиллингов. Часовня…» — следовал перечень, и так далее. В списке значились малая и главная гостиные, зал, кладовая, кухня и еще две комнаты. Каждая опись вещей заканчивалась словом «Итого» и цифрой. Насколько Ламприер мог понять, никаких иных денег граф в том месяце не получил.

— Он продал всю мебель? — спросил молодой человек.

— У него не было выбора. Лонг-хаус — это главная часть здания. Его заперли, и семья перебралась в боковое крыло. Это были трудные времена.

Ламприер снова взглянул на страницы, но леди де Вир продолжала хмуро улыбаться:

— Иногда надо перебирать не только грехи отцов, мистер Ламприер, но и их несчастья.

Он почувствовал, что щеки его вспыхнули, но в следующий момент все мысли испарились из его головы. Через всю следующую страницу наспех было выведено всего одно слово: «Спасен». Ниже имелась запись, оставленная более спокойной рукой: «Познакомился сегодня с одним французом, купцом, по имени Франсуа Ламприер».

В последующие несколько дней было отмечено еще несколько встреч, хотя теперь о них говорилось лишь следующее: «Ф. Л. Встретились и говорили несколько часов» или: «Ф. Л. Говорили допоздна».

— Они обсуждали условия соглашения, — сказала леди де Вир.

— Конечно, — пробормотал Ламприер, которого уже захватило напряжение этой давнишней сделки, тайные встречи глухой ночью, охрипшие голоса, усталость.

«Взято нами в Норвич, апреля месяца восемнадцатого дня 1603 года от Рождества Господня гвоздики — 3 унции, по 6 пенсов за унцию, 1 шиллинг 6 пенсов; корица — 2 фунта 2 унции, по 3 шиллинга 3 пенса за фунт, 6 шиллингов 11 пенсов; белый крахмал — 12 фунтов по 4 пенса за фунт, 4 шиллинга; деревянные подносы — 2 дюжины, 11 пенсов». Продолжение списка занимало целую страницу, шелк, нитки, ленты, тесьма, булавки, розовая вода и пресная вода, длинный мускатный цвет и средний мускатный цвет, амбра, шафран и «конская пряность». Перец. Это была целая экспедиция. Затем Ламприер вспомнил последние слова соглашения: «Подписано этим днем в Норвиче».

— Томас поехал туда для встречи с Франсуа, чтобы подписать соглашение, — сказал он.

— Да, — кивнула леди де Вир. — Оно было подписано двадцать пятого апреля.

— А почему в Норвиче?

— Могло бы быть и любое другое место. Главное — не в Лондоне и не здесь. Они должны были хранить это в тайне. Обстоятельства тогда было совсем не такие, как сейчас. Франция была нашим врагом не только номинально, и это было бы…

— Изменой, — подхватил Ламприер, припомнив вечер, который он провел с Пеппардом, слушая, как маленький человек распутывает текст соглашения и сшивает его фразу за фразой.

— Да, изменой, — подтвердила леди де Вир и поглядела на него в упор.

— Скьюер о чем-то таком упоминал, — сказал он.

— Упоминал…

Это можно было понять как вопрос. Взгляды их встретились. Она знала, что он говорит неправду.

— Но я не могу понять, зачем это понадобилось, — сказал Ламприер. — Не в смысле секретности, а в смысле всего этого партнерства. Франсуа ведь мог отправить и свои собственные корабли. Зачем ему вообще понадобилось это соглашение? Томас должен был действовать в качестве его агента и получать за свои труды десятую часть всех прибылей. Это я понимаю. Но мне не понятно, зачем вообще понадобился агент. Почему, в конце концов, Франсуа и его друзья не отправили свою экспедицию из Рошели?

— У них были свои трудности. Не забывайте, они были протестантами, гугенотами. — Опять это слово, вопрос Септимуса посреди бурлящей толпы верующих на Ковент-Гарден. — Протестантами, — продолжала она, — а французский двор был и доныне остается католическим до мозга костей. Понимаете, у английской акционерной компании не было ничего, кроме конфискованных за долги кораблей и королевской грамоты, но именно этого рошельцам и недоставало. Их король никогда не даровал бы им такую грамоту, и они это прекрасно знали. Грамота же охраняла монополию на торговые пути. Либо обогнуть мыс Доброй Надежды на кораблях Компании, либо вообще сидеть дома — вот как стоял для них вопрос. Вот что приобрели рошельцы у Томаса де Вира, Филпота, Смита и остальных.