Словарь Ламприера

— Самое лучшее впереди, — говорит он, и тут из-за противоположной кулисы появляется Марчези. Часть публики уже видит его, и аплодисменты начинают распространяться по часовой стрелке: остальные зрители догадываются о причине рукоплесканий своих соседей. Хор продолжает стоять на сцене, справа. Столкарту кажется, что хористов гораздо больше, чем он нанимал. Снова кто-то трогает его за плечо. Опять Тим.

— Небольшие осложнения, мистер Столкарт…

— М-м-м?

Жрица призывает совершить жертвоприношение, и ей сообщают, что уже поймали двух чужеземцев. Сцена почти вся заполнена актерами.

— Там, на улице, сэр. Они пытаются войти в театр. Их довольно много…

— Без приглашений никого не впускать! — строго приказывает Столкарт. — Ни при каких условиях!

Столкарт замечает, как Марчези глубоко дышит, готовясь к своему выходу.

— Это все?

— Нет, сэр. Еще полиция, мистер Столкарт.

Мармадьюк обводит взглядом лица актеров, столпившихся на сцене. Он хмурится и на мгновение отвлекается от Тима, размышляя о другом. Но сразу же он спохватывается:

— Что там у них?

— Полицейские пропали.

Столкарт смотрит на хор, заполнивший почти всю сцену и придвинувшийся к самому краю. Почти все лица ему незнакомы. Марчези выходит на сцену, и зрители встают, приветствуя знаменитого тенора так шумно, что тот пропускает свою реплику. Креймер дает музыкантам знак сыграть заново. Но Марчези снова не успевает. Два хориста не удерживаются на краю и падают в оркестровую яму. Публика в ожидании умолкает. Креймер кивает тенору, и Марчези начинает петь: ангельски прекрасные звуки, изысканные серебристые ноты струятся из его золотого горла, и аудитория обращается в слух…

— БУМ!

Глиссандо прерывается глухим ударом.

— БУМ!

Зрители оборачиваются назад, не вставая с мест. Что происходит?

— БУМ!

Марчези стискивает рукой горло. Это начнется сейчас?

— БУМ! БУМ! БУМ! БАБАХ!

На сей раз шум трудно с чем-либо перепутать. Дверь театра выбита, и толпа с криками и грубой бранью врывается в зал и рвется на сцену вместе со своими палками, факелами и лозунгами. Столкарт в ужасе смотрит, как неотесанная чернь набивается в проходы между креслами; эти головорезы рыщут по зрительному залу, словно кого-то разыскивая. Музыка обрывается, хористы на сцене в испуге сбиваются в кучу. В гуще мятежников мелькает легкая фигурка, не совсем подходящая для этой толпы: людская волна подхватила ее и унесла с собой еще на Леднхолл-стрит, когда она в задумчивости бродила по улице. Джульетта оказалась в театре, не вполне понимая, как это случилось, ничего не ожидая, ни о чем не думая: ей было все равно.

Зрители вскакивают с мест, и все новые и новые бунтовщики врываются в зал. Еще больше осталось снаружи, на подступах к театру и на окрестных улицах. Ткачи еще помнят, зачем они сюда ворвались и кого ищут (полицейских), но все остальные просто безобразничают, оскорбляют гостей Столкарта и толкаются в проходах и на лестницах театра. Какие-то конюшие разражаются бранью, и начинается драка.

Потасовка перекидывается в театральные ряды. Две костлявые карги вцепляются в воздушный шейный платок леди Бруднелл, а граф Траутмансдорф принимается по-джентельменски увещевать их. Том Уиллис дает тумака почтенной мисс Петр, но сбивает костяшки пальцев о ее ортопедический корсет, вертится на месте от боли, и в конце концов его утихомиривают с помощью тактического альянса между герцогом Норфолкским и маркизом Лэнсдауном, которые, убедившись в победе над общим противником, с облегчением награждают друг друга полунельсонами. Виноторговец Альберт Холл валится на пол, получив в ухо носком, набитым уэльскими пилюлями «против женских неприятностей и трудностей, на которые в особенности жалуются девицы», и вскоре все как один ввязываются в драку. Люди вываливаются с балконов, катаются в переходах, падают на пол с театральными стонами, потом встают и принимаются колотить своих противников, как только те повернутся к ним спиной.