Ты всегда отвечаешь быстро. На все. На электронные письма, на звонки, на вопросы. Как будто знаешь, что ждать — для меня настоящее мучение.
U
ubiquitous
,повсеместный
,Такое дело: когда все хорошо, то оно везде хорошо. Это состояние проявляется повсюду, буквально во всем. В песне, которая доносится до твоего слуха. В книге, которую читаешь. Хорошо даже на полочке в шкафу: протягиваешь туда руку за полотенцем, и вдруг — так хорошо, что даже про полотенце забыл. Откроешь дверь — и там то же. Высматриваешь поезд в метро, а в глазах — все хорошо. Оно повсюду, даже над макушкой, прижатое шапкой. Им набиты карманы, оно в воздухе, в его температуре.
Подстава — в том, что когда все плохо, так тоже везде и во всем.
unabashedly
,беззастенчиво
,Мы выходим из бара. Уже поздно, и мы идем домой. Впрочем, «идем» следует понимать в самом общем смысле. Может быть, даже в переносном. Твое перемещение — это никак не ходьба. Скорее, нечто среднее между козлиным скаканием и пьяным спотыканием. Неожиданно ты останавливаешься и начинаешь петь. Эта песня — признание в любви. В любви ко мне. В полный голос. Мое имя и дифирамбы в мой адрес, судя по всему, слышат во всех окрестных домах. Думаю, даже на верхних этажах. Мне бы оборвать тебя: ночь на дворе, люди спят и все такое, — но, придется признаться, не хочу я, чтобы эта песня прекращалась. Я ничего не имею против того, чтобы весь квартал был разбужен вестью о том, что ты любишь меня. А кто не проснется — пусть узнает об этом во сне.
Ты хватаешь меня за руку, прижимаешь к себе, мы кружимся в каком-то безумном водовороте. Влюбленные на ночной улице. Неожиданно ты останавливаешься, наклоняешься ко мне и, мгновенно посерьезнев, шепчешь:
— Знаешь, я, наверное, сделаю себе татуировку. Твое имя —
Я от души благодарю тебя за такое уважение к моей свободе, и ты снова начинаешь петь.
V
vagary
,причуда
,Было бы ошибкой полагать, что от неуверенности и неопределенности есть лекарство. Или противоядие.
vestige
,остаток
,Дело было в тот вечер, когда мы решили, что стоит попробовать пожить вместе. Мы сидим у меня дома, и я начинаю рассматривать свои вещи. Почему-то взгляд надолго задерживается на стенах, то есть на том, что на них развешано. Афиши и репродукции из Музея современного искусства, «Поцелуй» Робера Дуано — эта фотография висела у меня всегда, во всех моих квартирах, со студенческих времен, — обложки альбомов, приколотые булавками за уголки… Намерения менять что-либо у меня вроде бы не было, а тут — сижу и понимаю, что все должно измениться. Именно так: все. Уверенность в этом окончательно окрепла, когда настало время снимать со стен эти сокровища и паковать их. Как-то сразу стало понятно, что больше их никто никогда не увидит.
Я рассказываю тебе о своих предчувствиях, и ты говоришь, что вместо двух независимых продолжений у нас с тобой будет одно общее начало. Зачем пытаться вписывать в новую жизнь все напоминания о прошлом каждого из нас, когда можно просто придумать и нарисовать новые иероглифы, которые будут обозначать уже нас вместе. Вещи, которыми пользуешься, — другое дело. Торшер? Пусть себе стоит. Вон тот диван цвета лайма? Пускай остается: в новой квартире перед телевизором ему самое место. Эти предметы нам точно не помешают, но всякие открытки — их точно нужно будет отправить по новому адресу, в лучшем случае — в нижние ящики комода. Рождественский венок с лампочками — тот, который прислала мне мама в прошлом году? Если повезет, ему еще удастся повисеть на новой двери, глядя через лестничную площадку на другую новую дверь.
Вот что с нами произошло: мы оба воспользовались этой возможностью, чтобы сменить обои своей жизни. Пусть новая жизнь начнется заново — с голыми стенами. Я, пожалуй, сохраню только кое-какие фотографии: друзья, родственники — пусть повисят рядом с твоими друзьями и (не так близко) родственниками. Нет, сначала повесим их в разных углах: пусть попривыкнут друг к другу. А пока что все выглядит так, словно мы пригласили их в гости, а они пришли, да так и стоят двумя группками, не то стесняясь, не то опасаясь познакомиться и начать общаться.
viable
,жизнеспособный
,