Словарь запрещенного языка

    И вот идем мы с отцом по «прогулочной улице» Турайдес в сторону моря, мимо книжного лотка. Рассеянным «летним» взглядом отдыхающего я осматриваю, не останавливаясь, тот лоток и прохожу дальше. Стоп! Обращаюсь к отцу и говорю, как рассказываю о сне: «Мне кажется, на лотке лежит Иврит-русский словарь»... И сам не верю тому, что говорю.

    Маленькое отступление. Мои родители учились в довоенной Литве в гимназиях, где иврит был одним из языков обучения. И все детство я помню отца, слушающего несколько раз в неделю «Голос Израиля» на иврите. Не совсем понятно, как и почему мне «удалось» не выучить иврит в то время, когда родители знали его свободно. Возможно, следует учесть, что то были 50-е и 60-е годы, а также психологический настрой «когда-нибудь попозже». Но что иврит — наш истинно родной язык, сидело во мне глубоко, хотя, признаюсь, только теоретически.

Отец тоже не поверил моим словам, и мы продолжили неторопливый путь к морю. Поскольку и я не был уверен, что такое может быть, — вот так просто, на каком-то лотке, средь бела дня, то ничего не оставалось, как забыть этот сон.

    Но любопытство все же победило. Минут через десять я уговорил отца, что стоит вернуться и посмотреть.

    Хотите — верьте, хотите — нет, но мы нашли последний «Словарь». Продавец сказал, что только продал два из трех, привезенных со склада. Почему к этому лотку? Почему в тот день?

    А теперь в самый раз задаться вопросом: что в нем особенного, в том словаре, помимо того, что он был первым «Иврит-русским словарем», изданным в СССР?

    В том-то и дело, что он был издан с разрешения Главлита, то есть — властей. Значит — легитимация запрещенного языка! Значит, легитимация чтения и разговора на иврите. Значит, легитимация связи с Израилем, а через это, и со своей историей. То есть «Словарь» Шапиро восстанавливал недостающее звено, связывающее советского еврея (а это новое понятие и явление, как и «советский человек») с корнями своего народа, с самим собой!

    Я надеюсь, что даже читатель, не живущий при реальной Советской власти, с ее тотальным и жестким влиянием на мышление человека, даже такой читатель сможет ощутить эту оценку важности «Словаря».

    Итак, «Словарь» был куплен. И поставлен на почетное место на книжной полке. И мне кажется, что он тогда, в 60-е годы, излучал свет на всю квартиру. Излучал уверенность и закладывал семена бесстрашия.

    1971 год. Ноябрь в Москве. Павел Абрамович помогает мне найти учителя иврита. Алеша Левин — мой учитель. И кто бы мог подумать, он — муж внучки Ф.Л. Шапиро, а уроки проходили каждый вторник на квартире автора «Словаря»!

    Здесь я вступаю на скользкую почву предположений. Кто знает, не дух ли Феликса Львовича помог мне (и другим ученикам Леши Левина) довольно быстро овладеть языком? Но не только языком. Уже через полгода мы серьезно штудировали пасхальную Агаду и буквально заразились духом Исхода и духовного освобождения...

    И еще вот о чем я хочу сказать. Может быть, в моих глазах, наиболее важном. Пример я приведу свой собственный, но свидетельствую, что такое же было со многими в Москве и в других городах.

    В 1972 году довелось мне открыть впервые еврейскую — нашу! — священную книгу. В моем случае это была не Тора (ее у меня тогда не было), а книга пророка Ишеягу. Трудный текст, трудные комментарии Раши и «Мецудот». Но был у меня надежный друг — Словарь Ф.Л. Шапиро. Без него не было бы никакой возможности удержаться на плаву.

    А так — удержался. Потом нашли другие наши священные книги — «Сифрей кодеш», Тора (Пятикнижие) и еще десятки книг на иврите, а может — и сотни. И через пять лет начал я преподавать еврейское мировоззрение и образ жизни. Изучение Торы и соблюдение традиций. Вначале — десяток учеников, потом — сотни — моих и не моих учеников в 15 городах Союза. И кто помогал нам не утонуть? Все тот же словарь Шапиро. Вот в этом я вижу его истинное, провиденческое значение. Помочь вернуться к своему народу, к Торе, к Всевышнему.

    И, кстати. Пусть не обидятся на меня составители многочисленных и полезных иврит-русских словарей, появившихся за последние 10 лет, но лучше того Словаря (с большой буквы) я не встречал. Во всяком случае таково мое личное мнение.

НАШ УЧИТЕЛЬ И ДРУГ

                          Мила Вольвовская, Иерусалим

               (Памяти Миши Годьдблата)

    Первая встреча с нашим первым учителем иврита произошла у синагоги на улице Архипова в Москве. Перед нами стоял невысокий плотный человек в кепке, непрерывно курящий сигареты без фильтра. Глядя на нас, сказал: «Хотите учить иврит на предмет выезда в Израиль? Три рубля с носа. Первый урок в следующий четверг. Встретимся у выхода из первого вагона на станции Чертаново...»

    Итак, следующий четверг...

    Мы жили на Планерной, ближайшая станция метро, в те времена Речной вокзал. До квартиры Вити Фульмахта, где мы занимались, два часа езды в один конец. Встретились мы в метро, как и договорились, с Мишей Гольдблатом, так звали нашего учителя.

    Первый урок. В группе б человек. У кого-то учебник Мори, у кого-то словарь Шапиро (предмет нашего вожделения). У нас, конечно, ничего не было.