«Я часто представляю себя эдакой яростной противницей мужского пола, как будто я ненавижу всех мужчин на свете и никому из них не позволяю даже близко к себе подойти. Как правило, я поселяю себя в какой-нибудь горной деревушке, в малочисленном племени, и тогда следующие события как бы исторически оправданы: на нашу деревеньку совершают налет какие-то воины, может быть, викинги, это не так важно. Главное – это высокие, крепкие и очень сильные мужчины. И вот я бегу от них, ведь я ненавижу мужчин и просто не могу допустить, чтобы меня взяли в плен! Добегаю до поляны, но тут меня окружают захватчики. Я знаю, что я не сдамся, и дерусь до последнего, но меня избивают – не до смерти, но весьма ощутимо, и в следующий момент я чувствую, как меня подхватывают сильные руки и начинают раздевать. И я так избита, что не могу ничего сделать, не в моих силах помешать этим мужчинам совершить надо мной насилие! И у меня мелькает мысль – сейчас я умру, ведь я так ненавижу их всех!.. Но в тот момент, когда в меня входит один из воинов, я ощущаю странное возбуждение – и начинаю стонать, извиваться, и так до тех пор, пока не достигаю оргазма. И всегда в моей фантазии мужчины смеются надо мной, иногда меня насилует не один, а несколько человек, по очереди…»
Героиня этой фантазии желает быть избитой – ей просто необходимо, чтобы мужчины сломали ее сопротивление и силой заставили (очень любопытный момент!) получить наслаждение. Опять-таки, мазохистских наклонностей у этой молодой женщины нет: просто она не может признаться себе в том, что хочет секса, что мужчины возбуждают ее, что у нее имеются точно такие же «развратные» желания, как у «плохих, грязных» женщин, что она так же, как они, стремится к чувственному удовольствию. Тут все дело в излишне строгом воспитании: я долго разговаривала с Ольгой и в ходе нашей беседы выяснила, что она росла без отца, он бросил их, когда девочке было три года. И с тех пор мать внушала Ольге, что секс – это что-то постыдное, что желать секса могут только «падшие» женщины, что секс допустим только в браке. Вот и получилось противоречие: страстная по натуре, Ольга не могла не хотеть мужчину и не возбуждаться, но ее сознание отказывалось признать естественность ее потребностей. И в фантазии девушка нашла простой выход из создавшейся ситуации: она сопротивлялась мужчинам-захватчикам до последнего, бежала от них, сражалась за свою честь, но ее до полусмерти избивали и после этого насиловали, и она получала удовольствие. То есть Ольга оказывалась ни в чем не виноватой, ведь ее сломили силой, а то, что она получила удовольствие – так это ее природа, она тут вовсе ни при чем. В реальной жизни подобной ситуации возникнуть не могло бы: избитой женщине секс не принес бы наслаждения. Но ведь это фантазия, а она, как я не раз подчеркивала, призвана обходить реальность, искать удобные пути к заветной цели.
Если же женщина фантазирует о сексе, основанном или смешанном с болью, то это прямое свидетельство наличия у нее некоторых мазохистских наклонностей. Опять-таки, страшного в этом нет ничего, особенно если в реальной жизни эти наклонности не проявляются; ведь фантазия на то и фантазия, чтобы воплощать в себе тайные желания человека, помогать ему расслабиться и физически, и морально. Удовлетворив в фантазии свою потребность испытывать боль, женщина с легким сердцем возвращается в реальность и не чувствует себя несчастной из-за невозможности воплотить на практике свои мечты. В этом несомненная польза фантазий.